Мачехе он привез коробку душистого мыла, отцу (тот вернется часа через три) — двадцать пачек сигарет «Голдслейк», Фрэнку и Доналду — перочинные ножи со множеством предметов, Энн и Роберту — игры в ярких картонных коробках, а Мэри — куклу-моргунью, которая еще и плачет, если положишь на спину. Отдавая подарки (все вместе стоило больше двух фунтов, четыре месяца строжайшей экономии), он чувствовал, что его буквально распирает от гордости: дескать, гляньте, какой я добрый, какой молодец. И он немедленно заговорил на другую тему и даже отвернулся от подарков, разложенных на столе, боясь, что случайный взгляд в их сторону вызовет новый поток благодарностей.
— А что собирается делать Фрэнк? — спросил он.
И он и мачеха повели беседу так, будто Фрэнка в комнате не было, и сам Фрэнк делал отсутствующий вид.
— Твой отец хочет, чтобы он остался на земле.
— Понятное дело.
— А я бы хотела, чтобы Фрэнк дальше учился, — сказала Эрвил и кивнула Джозефу, как бы напоминая ему, что совсем недавно и о нем велся точно такой разговор. — Но это невозможно, — прибавила она тут же, — Фрэнк не выдержал экзаменов в старшие классы, не то что ты. Он мог бы, правда, поехать в Уоркингтон. Твой дядя Сет писал, пусть Фрэнк живет у него. Но все дело в том, — она немного помолчала, — что у нас с деньгами туго. И стыдиться тут нечего. Отец перешел на конюшню и стал получать гораздо меньше. Это я настояла. Он бы угробил себя в поле. Совсем себя не щадит, того и гляди свалится. Мы ничего тебе не писали, зачем зря волновать. Все из-за того обвала в шахте. Дело куда серьезнее, чем ему видится. Доктор сказал: будет щадить себя, до ста доживет, если же нет… — она прервала себя и, улыбнувшись, кончила уже другим тоном: — А я сегодня яблочный пирог испекла, как знала, что ты приедешь. Он еще на кухне. Доналд, поди принеси, только смотри не ковыряй по дороге.
— Куда же все-таки Фрэнк пойдет работать? — спросил опять Джозеф.
— Мистер Доусон сказал, что взял бы еще одного парнишку. А жить можно по-прежнему тут.
Джозеф почувствовал, что завидует. О нем так не заботились. Хотя и выдержал экзамен в старшие классы, учиться не пустили. В четырнадцать лет нанялся туда, где побольше платили. Но он сумел прогнать зависть, давно смирившись с тем, что мачеха, хотя и была справедлива к нему (но не к сестрам), к своим кровным детям относилась лучше. Но в общем она была добрая женщина, и он, не принуждая себя, звал ее матерью.
— А сам ты куда хочешь? — обратился он к Фрэнку.
— Не знаю, — буркнул тот, густо покраснел и заерзал, против своей воли очутившись в центре внимания.
— Ему нравятся автомобили, — сказала его мать.
— Хочу быть слесарем, — вдруг вырвалось у Фрэнка; он и не чаял, что его желание когда-нибудь сбудется. — В гараже работать хочу.
— Твой отец ходил к Гарри Стемперу. Ему подручных не нужно, — сказала Эрвил. — С другими, у кого есть гараж, он незнаком.
— А Джордж Мур из Терстона?
— С ним твой отец незнаком.
Это было сказано тоном, из которого явствовало, что с Джорджем Муром не всякий может водить знакомство.
— Наша Алиса дружила с Эдвардом, его сыном. Я могу с ним поговорить.
— Можешь? — обрадовался Фрэнк. — Так просто пойдешь и поговоришь?
— Это всякий может, — степенно ответил Джозеф.
— А я бы не смог, — ответил Фрэнк. — Ни за что бы не смог, — и Фрэнк набил рот хлебом, чтобы положить конец нечаянному потоку признаний.
Фрэнку скоро четырнадцать, перед ним барьер, как когда-то перед Джозефом, если взять неверный разбег — искалечишь жизнь. Через неделю после дня рождения парнишка впрягался в работу почти наравне со взрослыми. Готовили к этому с шестилетнего возраста; и с каждым годом обязанности по хозяйству росли: в каникулы работа на ферме, летние вечера — на покосе, осенью рыли картошку. Суровость, с которой воспитывались дети, труд чуть ли не с пеленок отнюдь не были проявлением жестокости: это был самый надежный способ подготовить сына к превратностям жизни. Он всегда под наблюдением: каков он в работе, не отлынивает ли, есть ли у него сноровка, настойчивость; его оценивали по мерке человека, которому предстоит вот-вот ринуться в бой. Мужчины говорили о нем: «вот-вот сгодится в работу», «как на дрожжах растет», «хватит баклуши бить», «а не пора ли за гуж».