Через несколько минут приедут два других автобуса, и кабачок будет полон — завертится обычным субботний вечер. Он вышел из-за стойки, остановился у лестницы, ведущей вверх.
— Бетти! — позвал он. — Ты готова?
Был перерыв посреди сеанса. Они посмотрели киножурнал, мультфильм «Том и Джерри» и анонс следующего фильма. Теперь можно съесть мороженое.
Гарри медленно поднялся с места, удивляясь, как это ноги несут его, и пошел вниз, где миссис Чартерс торговала сластями и мороженым. Терстонский кинотеатр крошечный. В партере сто двадцать мест, наверху — сорок восемь. Они, конечно, наверху. Два шиллинга место. Он бы дал дороже. Не самый последний ряд, третий от конца и коротенький: всего три места, одно, к счастью, свободное. Зал наполовину пуст. Он знал здесь всех, абсолютно всех; сегодня вечером все они его друзья: столько приветствий и сочувственных подмигиваний. Шила была деревенская девушка, чужая здесь, щеки ее сразу зарделись, и никто не решился подойти навязать знакомство. Во время журнала они сидели смирно, как паиньки, только в самом конце Гарри взял ее за руку. Во время мультфильма сжал ее ладонь, ответное пожатие было так крепко, что он чуть не подпрыгнул. Его колено прижалось к ее колену: оба чуть сползли с сиденья чтобы сидеть совсем близко — лодыжка к лодыжке, икра к икре колено к колену, две трети его бедра к одной трети ее. Во время анонса она скинула шерстяную кофту, и Гарри как бы невзначай обнял ее за плечи. Но тут включился свет, и рука его отдернулась, как будто ее током ударило.
Два стаканчика клубничного куплены моментально, теперь повернуться и пойти вверх по красной дорожке, где преспокойно сидит Шила. Какое замечательное самообладание! Сидит себе, даже как будто немного скучает, непринужденно обернулась, поглядела на счастливые парочки последних рядов. Подняла молочно-белую руку поправить выбившуюся прядку волос — такое невозмутимое спокойствие, а у него ноги не идут, желудок выворачивает наизнанку, точно в качку на палубе корабля. Вот это девчонка! Как будто ровным счетом ничего не случилось.
Предстоят тяжкие минуты: хотя рот, к счастью, занят мороженым, вести разговор придется. А то будет уже совсем глупо. Он снял вощеный картонный кружок, обнажив розовую ледяную сладость, чуть не в отчаянии поскреб по ней деревянной лопаточкой. Дуглас бы на его месте не растерялся: она бы только и делала, что смеялась, и без всяких там глупых шуток.
Гарри решил заговорить о самом важном.
Он нашел работу помощника репортера. Три фунта семь с половиной шиллингов. Она кивнула и принялась за мороженое. Ему через год в армию, что верно, то верно, потому он и идет сейчас на эту работу; вернется из армии, начинать будет поздно. Он ждал аплодисментов — ведь он так все хорошо продумал и распланировал, проявил прямо-таки макиавеллиевскую хитрость: люди так редко умеют предусмотреть свое будущее. Шила облизала картонный кружок, поймав его взгляд, засмеялась и вдруг резким движением взяла его под руку; что это: поощрение или, наоборот, запрет? Что? Потом решительно спросила о Дугласе и его девушке, о Дугласе и его прежних девушках. Гарри отвечал охотно, даже с гордостью. Свет стал гаснуть, на экране появился титр: «„Песни в дождь“ могут смотреть все». Шила вздохнула и сказала:
— Он такой потрясающе красивый, — и смущенно вздохнула. Гарри возмутился, как будто его брата отругали.
Фильм начался, ее голова скользнула ему на плечо. Он почувствовал на шее тяжесть со волос и, чтобы не побеспокоить ее, сделал такой осторожный выдох, что чуть не задохнулся и даже брызнул слюной, но, к счастью, успел отвернуться. От этого движения рука его вырвалась: реши он высвободиться нарочно, так ловко ни за что бы не получилось. Сомнения позади. Его рука уверенно обвила ее плечи, локоть изогнулся, Шила вздохнула, он понял, на этот раз для него. Нагнулся к ней, чтобы коснуться губами виска, но встретил губы, которые жадно тянулись к нему; ее язык зашарил по его зубам, точно терьер, ищущий дичь. И он проник языком в ее рот, так он никогда раньше не целовался. Французский поцелуй, говорят. И пока с Джин Келли совершалось на экране, что там надо, они поцеловались, не помня себя, переведут дух и снова, его рука скользнула с ее плеча под руку, пальцы коснулись груди, легкой, тугой, обтянутой шелком. Шила подалась вперед, чуть нагнулась, и его рука, как чаша, обхватила ее грудь. Ноги его вдавились в пол, дыхание пресеклось.