— Ну? — возмутился позади него Лёвка. — Всё-таки испугался?
Давид сжал кулаки и сделал первые шаги.
Ничего он не испугался. Он же не девчонка какая-нибудь.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять…
Под ногами захлюпало. Эх, надо было старые кроссовки надеть, а на этих наверняка следы останутся. Теперь придётся отмывать, чтоб Майя не заметила, а то снова расстроится.
Десять. Одиннадцать. Двенадцать…
С каждым шагом становилось темнее. Стоило аккуратнее шагать, чтоб не споткнуться о какой-нибудь мусор. А ещё заткнуть нос, так как, судя по запаху, неподалёку что-то стухло.
Двадцать пять. Двадцать шесть. Двадцать семь…
Всё-таки он молодец. Теперь ребята убедятся, что он — не трус, хоть и не может говорить. Когда он жил у дяди, двоюродные братья часто из-за этого дразнили, а ещё обзывали «плаксой».
С тех пор прошло два года, Давид вырос и твёрдо решил, что больше никогда не заплачет, даже если будет очень больно. Тем более сейчас, когда у него появился настоящий друг — Лёвка.
Тридцать восемь. Тридцать девять. Сорок…
Сбоку послышалось шуршание, усиленное эхом, и он сбился со счёта.
Кажется, последним было «сорок два», значит, осталось совсем чуть-чуть. А неприятное поскрёбывание слева — всего лишь местная крыса. Крыс он не боялся, и даже дружил с одной, той, что жила у соседа в клетке.
Пятьдесят!
Давид победно потряс кулаком, — и вовсе это не страшно, и уже был готов развернуться, как раздался жалобный мяв. Или показалось?
Он какое-то время всматривался в кромешную тьму тоннеля, но кроме далёких вскриков играющих детей и мерного «кап-кап» ничего не услышал. Вернуться или подождать? Давид обернулся, — в белом пятнышке выхода переминался Лёвкин силуэт, а затем снова уставился в темноту. Ну же, малыш, если тебе нужна помощь, подай голос.
— Ты чего застрял? — не выдержал друг.
Его голос показался далёким и ненастоящим, будто с другой планеты. Давид улыбнулся собственным мыслям. Идея про другую планету ему очень понравилась.
— Мяу-у.
Ну вот, снова этот плач. Мальчишка не выдержал и потянулся к карману шорт. Достал телефон и, включив режим фонарика, посветил вперёд.
— Эй, фонарь это не честно! — донёсся далёкий голос Лёвки.
У них была договорённость использовать фонарь только в крайнем случае. Лучше, конечно, и вовсе не использовать, но тут такое дело. Лёвка должен понять.
Луч света заскользил по гладким стенам, выхватывая из темноты разбитые бутылки, разломанные ящики и кучу непознаваемого мусора, но вот котёнка нигде не было видно. Может, сделать ещё несколько шагов? Вон там впереди странная стопка вещей, если котёнок где-то здесь, то мог спрятаться в старом пальто или коробке.
Давид шагнул вперёд. По ногам тотчас потянуло холодком, отчего голые коленки покрылись мурашками. Я быстро, — сам себе пообещал мальчик и приблизился к той самой куче вещей.
— Мяу-у.
Нет, всё-таки, где-то дальше. Давид посветил вперед, но не смог отвоевать у темноты и десятка шагов. На краю света мелькнула чья-то тень и луч дрогнул. Или это рука дрогнула. Давид сглотнул и попятился назад, но тут же сам себя отругал, — он не трус какой-нибудь и ему совсем не страшно. Ни капельки. Наверное, это котёнок его испугался и метнулся в другое укрытие.
Телефон норовил выскользнуть из вспотевшей ладони. Выдохнув и перехватив его другой рукой, Давид навёл фонарик туда, где, как ему показалось, скрылась маленькая тень, и осторожно пошёл в сторону сваленных друг на друга ящиков.
Когда всё поменялось, он не понял. Просто в какой-то миг пропали все звуки. Шаги больше не отдавались эхом, под ногами не хлюпала вода, и детские голоса, доносящиеся сзади, тоже исчезли.
У Давида перехватило дыхание. Он принялся судорожно оглядываться, беспорядочно шаря вокруг потускневшим лучом, но не увидел ничего похожего на выход. Хуже того, он потерял направление, откуда пришёл. Фонарик угасал на глазах, а воздух напротив — серел. Уже скоро можно было различить шероховатые бетонные стены и воду под ногами — кажется, она стремительно прибывала.
Давид сжал телефон и зажмурился. Это просто кажется. На самом деле он там же, где и был, позади него выход и Лёвка, а впереди обычный тоннель. Надо просто восстановить дыхание и успокоиться. Не мог же он заблудиться — дорога то всего одна, и та прямая!
Он активировал экран телефона и сглотнул. Тот еле светился, но показывал время и дату. Батарея мигала последней банкой, и антеннки почти не ловились. Давид подавил желание написать Майе. Беспокоить сестру — последнее дело, он должен справиться сам. Экран вновь погас, а вслед за ним вырубился и фонарик. Хорошо, что темнота практически рассеялась, и он странным образом видел.