Плакать — это не признак трусости. Ты очень смелый и сильный.
Давид вытер кулаком предательскую влагу.
Со слезами выходит боль. Её обязательно надо отпускать, иначе она останется жить внутри.
Давид ощутил незаметное прикосновение к щеке. Он был уверен, что с ним говорит женщина.
Меня зовут Варя. И я хочу тебе помочь…
— Мяу-у, — жалобно заныл котёнок.
И не дождавшись внимания, направился в сторону мальчика. Маленький, растрёпанный и худющий. Скорее всего, он был голодным и надеялся, что у Давида с собой что-то есть, но карманы, как назло, оказались пусты. Ни конфеты, ни печенья, ни даже жвачки.
Давид помнил про предостережение и верил доброму голосу, звучащему в его голове, но и котёнка было жалко. Пропадёт же один. Тут.
Пожалуйста, идём. Я помогу тебе выбраться. Тебя ведь кто-то ждёт там, откуда ты пришёл?
Теперь в мягком голосе слышалась тревога.
Где-то там остался Лёвка. Друг, наверное, до сих пор стоит у входа и не понимает, почему он не возвращается.
А ещё кто-то есть? С кем ты живёшь?
Перед глазами возник образ сестры. Уставший и печальный. Давиду совсем не хотелось снова её расстраивать.
Вот видишь. Нам лучше поторопиться, иначе…
Голос оборвался, как до того звуки в тоннеле. Резко и оглушающе. Изнутри потянуло холодом и пустотой, которых невозможно было вытерпеть. Давид обнял себя руками, не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Они толпились внутри, перебивая друг друга и галдя голосами ненавистных двоюродных братьев, злой соседки с третьего этажа и бледной медсестры:
«Мальчику пока не говорите. У него ещё кто-то остался?»
Нет-нет! Майя!
Котёнок замер, глядя немигающим взглядом — он больше не казался несчастным. Мир вокруг вздрогнул, отбрасывая назад и опрокидывая навзничь. Но больно не было. Просто перед глазами завертелось и забурлило, а когда Давид смог-таки подняться, увидел, как часть улицы, где сидел рыжик, рассыпалась серым туманом. Он сворачивался в густые кольца и тыкался в невидимый щит острыми щупальцами.
Давид попятился, но, уткнувшись спиной в разбитый автомобиль, замер. Это всё не взаправду. Такого не бывает… разве что во сне.
Краем глаза он заметил движение и повернул голову, — на асфальте проявлялась меловая надпись:
Беги. Сзади дверь. Белая.
Давид заозирался, и не сразу, но разглядел на ближайшей кирпичной стене дверь, нарисованную мелом. Как же он её откроет? Она же ненастоящая. Он вернулся взглядом к надписи, но та уже растаяла. На её месте проступала другая:
Просто пожелай выйти. Это твоё воспоминание, и дверь тоже. Ты сможешь.
Буквы появлялись и тут же таяли.
Серый туман за невидимым щитом продолжал свирепствовать, и Давид решился. Пересёк тротуар, в два прыжка преодолел газон, краем глаза заметив поломанный паровозик, точь-в-точь как был у него. Коленки тряслись, и пальцы непроизвольно собирались в кулаки. Он добежал до стены и замер. Что теперь?
Нарисованная дверь была небольшой, чуть больше его роста. Сглотнув, он осторожно коснулся влажными ладонями шероховатой поверхности и легонько толкнул. Ничего не произошло. Но если это правда сон, то... то можно представить что угодно. Будто бы здесь на самом деле есть дверь, и он очень хочет выбраться. Домой. К Майе.
Давид зажмурился. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Ладони провалились во что-то мягкое и податливое, утянув за собой. Он в удивлении распахнул глаза, — неужели получилось?! Он словно ослеп. Всё вокруг было белым и бесформенным. Поверхность под ногами пружинила, но сколько ни пытался, Давид не смог рассмотреть, что она из себя представляет.
Получилось.
И снова этот голос в голове. Варя?
Я здесь.
Почему я тебя не вижу? Где ты?
Здесь не так просто проявиться, если раньше не был знаком с человеком.
Тогда давай знакомиться. Пожалуйста. Давид прикусил губу. Ему очень хотелось, чтобы Варя проявилась. Тогда он будет не один. Я Давид. Мне семь лет, и осенью я пойду в школу. А ты?
Я путешественник по другой реальности. А моё имя ты уже знаешь.
Ты супергерой?
Вовсе нет.
Пространство вокруг медленно клубилось. Мягкое, невесомое, никакое. И когда Варя рассмеялась, оно заискрилось и свернулось мелкими барашками. Смех у неё был ласковый и приятный, будто объятья мамы. На глаза вновь навернулись слёзы, и Давид поспешил их смахнуть, — он же обещал себе больше не плакать, и чтоб отвлечься потянулся рукой к подвижному туману. Палец прошёл насквозь, а белые барашки заплясали, оборачиваясь вокруг него.
Теперь я смогу тебя увидеть?