Мне очень жаль, но нет. Тебе надо срочно отсюда выбираться. Сейчас я нащупаю выход и провожу тебя. А если начну проявляться, это сделает меня уязвимой, и я не смогу тебя защитить.
Давид сглотнул, вспомнив грязно-серые щупальца тумана и рыжего котёнка.
Ты всё правильно понял.
А что это, и что ему от меня нужно?
Про котёнка верилось с трудом, но вот туман, оставшийся позади, был совсем недружелюбным.
Ты. Твои воспоминания и боль. Это делает его сильнее, а тебя, когда ты поддаёшься эмоциям, — слабее.
Получается, ты страж? Ты защищаешь слабых? Почему ты не отвечаешь? Варя?
Окружающее пространство всколыхнулось. Давид не мог понять, как, но почувствовал волны. Они увеличивались и становились напористее, хотя туман из ласковых колечек оставался неизменным.
Держись. И помни — всё не то, чем кажется.
Давид не успел ответить, как очутился совершенно в ином месте — в старой кладовке в дядином доме. Тесной и тёмной. Он узнал её по запаху старых книг и журналов, которые дядя до сих пор бережно хранил несмотря на тётино недовольство. Она была настолько мала, что стены со множеством полочек окружали со всех сторон, чуть ли не касаясь носа. А единственный табурет, умещавшийся внутри, занимал всё свободное место.
Сердце в панике застучало о рёбра. Мальчик надавил на дверь, но та не поддалась. Неужели братья снова его заперли? Нет-нет, только не кладовка. Давид ощутил, как привычно спёрло в груди, и зажмурился. Он судорожно открывал рот, но воздух словно застревал в горле, отказываясь проникать глубже. Я задохнусь и умру, — в ужасе подумал он, но тотчас ощутил чьи-то прикосновения. Тело легонько взмыло вверх, а затем так же плавно опустилось, и ещё раз. И ещё. В груди отпустило, и он наконец-то смог нормально дышать. Его обнимали чьи-то заботливые руки, лицо приятно обдувал тёплый воздух и пахло молоком.
«Засыпай маленький», — шептал до боли знакомый голос. «Спи».
Было так уютно и хорошо, что не хотелось ни открывать глаз, ни шевелиться, а продолжать качаться, всё больше впадая в дремоту. Он бы так и уснул, но что-то настойчиво мешало. Словно неприятная маленькая мушка у лица. Что-то важное, о чём он забыл, или вовсе никогда не знал, но оно всё равно не давало окончательно провалиться в сон.
Варя!
Давид в ужасе распахнул глаза.
Теперь он сидел на полу, а мимо него, постукивая игрушечными колёсами, ехал настоящий поезд. Алые бока поблёскивали в свете новогодней ёлки, особенно когда состав поворачивал, чтобы сделать круг.
— Ну как, нравится?!
Мужчина, сидевший с другой стороны железной дороги, улыбался.
— Смотри, он ещё и не так может, вот сейчас мы переключим рычаг…
Поезд остановился, а затем дал задний ход. Когда он проезжал мимо, Давид не сдержался и погладил прохладные бока вагона. Надо же, целый! А он-то переживал, что двоюродные братья разломали любимую игрушку.
Он с благодарностью вскинулся на сидящего напротив отца. Он был точь-в-точь как на фотографиях.
— Хочешь сам? Давай, я помогу.
Отец склонился, протягивая руку. Широкая улыбка терялась в курчавой бороде, в глазах отражалась новогодняя гирлянда. Давид улыбнулся в ответ и попытался встать, но ноги не послушались, разъехались в разные стороны. Он удивлённо посмотрел на предательские конечности и никак не мог понять, почему они такие маленькие.
— Какой ты самостоятельный уже. И всё-таки давай помогу.
Крепкие руки сомкнулись на рёбрах, помогая обрести устойчивость.
Давид снова вскинулся на отца. Неприятная мысль прокралась в сознание, — он ведь умер тогда, много лет назад. Тогда почему он здесь? И почему он сам такой маленький?
Мужчина продолжал улыбаться, внимательно за ним наблюдая. Его улыбка становилась неестественно широкой, а глаза потемнели. Давид дёрнулся, но его крепко держали, не давая ни упасть, ни сбежать. Хотя сейчас он мог разве что уползти.
Варя, Варя, где же ты? Помоги!
Тёмные глаза стали ещё больше, затягивая в себя, не позволяя отвести взгляд. Давид вновь попытался вырваться, на этот раз со всей силы, на какую был способен. И снова тщетно. Лицо, смотревшее на него, давно перестало походить на отцовское. Его исказила неприятная гримаса, сделав отталкивающим и жутким. От этого зрелища Давида бросило в холодный пот, от страха он забыл, как дышать. Ему бы зажмуриться, но тело окончательно перестало слушаться. Он только и мог, что зачарованно наблюдать, как приближались тёмные глаза. Как из них в один миг брызнули щупальца серого тумана и потянулись к нему.