Апчхи! Давид поморщился и распахнул глаза. Правда, тут же сощурился — слишком уж слепящим был свет. Он лежал на чём-то мягком и руки сами собой провели по странной бархатистой поверхности. Продолжая подслеповато щуриться, он приподнялся, чтобы рассмотреть, где оказался. Это удалось не сразу, а когда взгляд всё-таки обрёл чёткость, Давид приоткрыл рот.
Вокруг него простиралось огромное белое поле. Где-то вдалеке оно закруглялось, переходя в вертикальное положение, а дальше уходило ввысь, смыкаясь над головой огромным белым куполом. И, похоже, этот купол шевелился.
Не отрывая глаз от ленивого движения, Давид вскочил на ноги, от чего поверхность под кроссовками приятно спружинила, перетянув внимание на себя. Мшистая, с редкими, округлыми отростками, колыхающимися от невидимого ветерка. Очень хотелось присесть, потрогать и даже может быть сорвать один из стебельков, чтоб рассмотреть поближе.
Нет-нет-нет. Не стоит этого делать. И ступать лучше аккуратно, чтоб не потревожить спелые соцветия. Так что же выходит, это цветы? Вот ведь, совсем непохоже. Интересно, откуда он это знает?
Не успев толком удивиться, Давид снова сощуриться: в глазах задвоилось, и он чуть не потерял равновесие. А затем его мягко оттеснили, и зрение сразу восстановилось. Теперь он словно наблюдал за собой со стороны. Варя?
Так вот что значит немножечко побыть ею: знать то, что никогда не знал и чувствовать немного иначе. Ощущение покоя затопило грудную клетку, а тело, получив внутренний импульс, двинулось вперёд, и Давид с интересом принялся наблюдать за происходящим.
Оказалось, всё поле было усыпано выпуклостями-буграми, но разглядеть их он смог, лишь когда глаза окончательно привыкли к неестественному свету. Их было так много, что начав считать, Давид быстро сбился. Теперь он знал, что это место называлось Хранилищем, — здесь спали потерявшиеся люди.
Бугры были разными по размеру и при ближайшем рассмотрении походили на коконы. Белые нити разной толщины вырастали из белого мха и, сплетаясь между собой, плотным слоем опутывали своих жертв. Поначалу спящих людей не было видно, но Давид знал — они внутри. Миновав же с десяток таких, он стал замечать неприятные детали: где-то краешек одежды, где-то виднеющиеся конечности и даже часть лиц. Ему стало не по себе, но то ли от внутреннего присутствия Вари, то ли ещё почему, ужаса он не испытал.
Спустя какое-то время, начали болеть глаза, а после и ноги, — передвигаться по пружинистой и неровной поверхности оказалось непросто, но они продолжали идти вперёд, внимательно вглядываясь в каждый встреченный кокон, будто что-то искали. Что? Чёрный передатчик. Небольшой, размером с ладонь, на широкой резиновой ленте, чтобы было удобно одевать на ладонь и вовремя активировать.
Как именно? Там всего две кнопки: включения и перемотки файлов, для остального есть сенсорный экран. Справа — включение, слева — перемотка. Файлы помечены цветовым кодом, так что между ними легко ориентироваться. Первым врубается красный, — самый грубый. Задняя поверхность передатчика — сплошной динамик, но человеческое ухо не в силах уловить исходящий звук, ему и не надо. Важно выждать секунд тридцать, и, если ничего не произойдёт, включить следующий файл — оранжевый. И так, пока не замкнётся круг. Что-то из этого обязательно должно сработать.
Всё это не переставая крутилось в голове Давида, вспыхивая яркими образами. Он пытался отвлечься на то, что видел перед глазами: мерно качающиеся отростки с уплотнениями на пухлых концах или на неожиданно вспыхивающие перед глазами серебристые искорки, — но Варя упорно возвращала его к передатчику, до тех пор, пока дорогу не преградила полупрозрачная жила: голубоватая, с множеством протоков, в которых, если приглядеться, можно было ухватить нескончаемое движение. Белый мох, касающийся жилы чуть шевелился, то наползая на неё, то отступая, следуя собственному ритму.
В голове тотчас установилась блаженная тишина, а следом накатила волна неуёмного любопытства. Что это? Живая ли эта жила и куда ведёт? Из чего сделана и что будет, если её потрогать? Впервые за совместное путешествие ответа не было. Видимо, Варя тоже не знала что это.
Они ещё какое-то время постояли, любуясь скрытым в жиле потоком, а затем, перешагнув, двинулись дальше. Мысли про передатчик больше не одолевали, и Давид старался ни о чём больше не думать, опасаясь нарушить хрупкое сосредоточение, овладевшее ими обоими. Через время восприятие притупилось. Ему даже показалось, что его укачало, виной тому плавные движения и мерные шаги. Сам он никогда так не ходил и даже если б захотел, — не смог бы.