Алекс погладил медальон, — затёртый временем образок пресвятой девы, подаренный бабушкой. Получается, в его жизни было слишком много значимых женщин, и почти все они ушли, оставив за собой добрую память и кусочек пустоты в сердечной мышце. Вчера он чуть не потерял последнюю.
Пепел от сигареты упал на чисто вымытый подоконник, и Алексу стало чуть легче. Спрятав бычок в блюдце Василия и ещё больше нарушив наведённый порядок, он сел за стол и принялся за колбасу. Ещё бы чёрного хлеба, и вышел бы идеальный бутерброд. Сожрав больше половины батона, он вспомнил про чай и принялся искать хоть какую-то заварку. Она точно где-то была, но вот где? Ещё год назад коробка с пакетиками всегда лежала на столе, но с приходом Кати некоторые вещи можно было найти только учинив доскональный обыск, либо спросив, но когда это он искал лёгких путей?
Заварка всё-таки отыскалась, и даже в логичном месте. Алекс залил её кипятком, и успел снова откусить колбасы, как из комнаты донеслось нервное жужжание смартфона. Вслед за этим завибрировал и брошенный на кухонный стол браслет. Звонил главный.
Спешно дожёвывая, он бросился к телефону.
— Слушаю.
— Ты уже в городе?
— Полчаса, как вернулся.
— Если успел прийти в себя, приезжай в офис, есть дело. Все подробности лично.
Твою ж мать. Ни дня передышки.
Алекс глотнул чай, выматерился, так как тот ещё был слишком горячим и, бросив недоеденный кругляш колбасы, ушёл в комнату искать чистую одежду.
4.3 Разговор с Максимом Петровичем
Стоило Жене представиться, Максим Петрович сразу же перешёл к делу.
— Решились принять моё предложение? — В спокойном голосе мелькнуло напряжение.
Вряд ли это было связано с её звонком, скорее с тем ЧП, о котором упомянул альфовец, но Женя всё равно внутренне собралась. Насколько смогла. Место удара жутко пульсировало, сбивая с мысли, и она неосознанно потянулась к шишке. Зря. От неудачного прикосновения по голове прошла волна боли. Пришлось выдыхать сквозь сжатые зубы.
— Евгения, что случилось?
— Я снова видела Варю, — выдавила она и замолчала.
— Вы встретили подругу во время прогулки по лесу?
Женя зажмурилась. Перед глазами замелькали яркие образы погружения, чуть не ставшего смертельным. Но ведь она не эту встречу имела в виду, а ту, что состоялась полчаса назад на полу в ванной.
— Евгения? — спокойствие Максима Петровича дало слабину.
— И в лесу тоже, — отгоняя от себя калейдоскоп пережитой вариативности, проворчала Женя.
— Что значит тоже?
— Послушайте, — наконец собравшись с мыслями, начала она. — Там, в кемпере, вы подтвердили, что мой вылет в зону не единичный случай, только забыли рассказать, что делать, если это случится ещё раз.
— Это невозможно.
— Почему? Если я верно запомнила ваши объяснения про гиперчувствительность и резонанс с близко лежащей зоной, это должно было произойти снова.
— Вы забыли про третье условие — технику дыхания вашего сенсея. Вы что-то такое практиковали?
— Нет. Но…
— И четвёртый момент. — Максим Петрович потянул паузу. — Мне очень неприятно в этом признаваться, но вам ввели вещество, обостряющее восприятие. Без него вылет в зону без погружения равен ноль целой, ноль сотой процента.
Женя опешила, не зная, что и сказать на такое признание. Ей бы съязвить, как обычно, или обматерить великого комбинатора, но она лишь устало выдохнула:
— Ясно…
— Евгения, с вами всё в порядке? Расскажите подробнее, что произошло, и я попробую найти рациональное объяснение…
— Не нужно. Лучше ответьте, вы знали Варю? — От заданного вопроса ладони вспотели и принялись сминать съехавшую с обнажённой груди простынь.
Новиков долго не отвечал. Наконец, видимо, взвесив все «за» и «против», тихо произнёс.
— Да, мы были знакомы.
— Значит, всё это правда. Всё, что она сказала и… — голос дрогнул и отказался слушаться.
— Что именно она сказала? — с тревогой отозвался он.
— Про вас, про Хранилище это грёбаное и про слои, — выпалила Женя. Затем принялась растирать лицо свободной рукой. — Какая же всё это хрень. Лучше бы вы мне соврали.
— Евгения, прошу вас, успокойтесь…
— Да пошли вы к чёрту со своими тайнами! Я же чуяла, что это правда, но до последнего сомневалась. А вы… вы… — слова отказывались находиться. — Вы меня обманули!