Морщась, гном чуть повёл плечом.
… Презанятно поднял руку.
Палка зацепилась — но он всё равно её поднял.
«Три дорожки к чете Монолитов, — отметил старый гном. А ещё через пару-тройку шагов добавил: — И не одной у дома Шишки…Интересно».
Не дорожка даже, а целая тропа… настоящая проторенная трасса в три полосы появилась за это утро под окнами Гвоздя.
«Будто стадо обезумевших оленей пронеслось».
Всех «обезумевших» представлял лишь один молоденький Гвоздь.
«Да-а, — с высоты седин. — А моя-то Ингрид все спички за пол года покупает».
Пенька очень любил свою жену.
Особенно когда та накрывала на стол. Когда Ингрид изящно вскрывала бочонок — он любил её ещё больше.
Но когда та начинала «говорить».
… Уши гнома сворачивались.
… И становились похожи на маринованные груши.
(Так, по крайней мере, утверждала Ингрид).
От одного воспоминанья густые брови Пня сошлись, а борода его округлилась.
«Ежом поднялась», — как утверждала та же Ингрид.
Пока никто не видит, гном чуть запахнулся.
Очень скоро Пень почувствовал, как по спине его разлилось тепло. Не слишком-то хороший признак.
Гном уже давно заметил… что при подобном он вечно запарывал смену.
… А раз он даже едва дошёл до проходной.
«… Каждый гном режет скалу для своих детей... Которые съезжают и начинают всё сначала… Вопрос: откуда взять столько скал?»
Пень чуть усмехнулся.
Лыжи скользили, а лес-наглец всё никак не желал приближаться.
Пню повстречалась закрытая в честь Киянки лавка травницы. Пекарня. А после большая вывеска «Всё вылечу». Рядом с почти занесённым дощатым забором, у разбитого фонаря возвышалась крыша ещё одной пекарни.
«Мир непрост», — гласило изреченье вандала-пессимиста на специально раскопанном заборе.
Ещё вчера доску украшала ещё и иллюстрация «мира»… но по многочисленным просьбам матерей сей мир замазали сизой краской.
Получилось даже более похоже.
Вдоль заледеневшей лыжни сменяли одна другую крыши: пекарня, мастерская. И пекарня.
И ещё одна пекарня.
За ближайшей ёлкой она почти сравнялась с белой «землёю», больше напоминая сугроб. Но вывеска зато «светилась»!
Она регулярно очищалась местными мальчишками за несколько крон.
«Самый Вкусный День!»
Сухари по вкусным ценам!
С тех пор, как вожди обозначили задачу: « Зарабатывайте сами», — количество пекарен, точек отдыха и лечения на бороду заметно выросло.
Они появлялись необыкновенно быстро.
Кто-то пёк, а кто-то точил ключи.
А Гвоздь, добрый сосед и почти что знакомый, даже умудрился ночами мастерить свои «уникальные» набойки. Чем они «уникальны» никто не знал, но зато табличка на входной двери была натёрта воском.
Кстати о нём.
Примерный семьянин не завернул ни к первой пивной… ни ко второй.
Ни к третьей!
И даже на трактир несчастный гном не обратил вниманья!
Глубокий след от «авторских» его набоек тянулся строго к продуктовой лавке.
Под вывеску:
«Песок, навоз, торф, дрова».
— Надо будет на ужин его позвать, — отметил Пень. — А то у него борода ещё молодая… Интересный малый».
Морщась, гном поднял руку.
Поморщился и медленно выдохнул.
Не спеша.
Аккуратно отталкиваясь облезшими за год палками, он неспешно побрёл.
* Киянка — национальный праздник гномов. Неофициально приурочен ко дню созревания пива. Официально — к именинам третьего племянника Вождя собрания.
Глава IV. Гордость лесозаготовки!
Каска не был высок и не имел какой-то особенной бороды.
Он был просто — гном.
Совершеннейшим гномом, чья жизнь проходила ровно по графику рабочих смен… которому, волей или неволей, молился каждый, наклонившийся к окошку в бухгалтерии.
Под лозунгом «МЫ ВСЁ РАСПИЛИМ!» гномы с оттяжкой шли на лес.
Принцип жизни для Каски был очевиден: больше брёвен оттащишь — больше заплатят.
А так уж оно или нет — это дело четвёртое.
Сказать по совести, довольно многие уже (и довольно давно) заметили: пятнадцать брёвен ты отволочишь или десять — не платят всегда одинаково.
Но Каска не унывал.
И со всем усердьем, на какое только был способен гном, отдавался нелюбимому занятью!
Из-за этого, должно быть, он почти совершенно никогда не моргал.
И засыпал всякий раз, как только становилось понятно: «сплава не будет»
Чаще стоя.
А впрочем, всё это относилось лишь к буднему дню.
Сегодня же был праздник!
«ВЫХОДНОЙ»!
И речь должна идти совсем иначе.
Поражённый этим необычайным обстоятельством, выспавшись, Каска с неуверенностью переминался с ноги на ногу.
Искал постоянно диким взглядом свой багор и всё собирался — броситься в воду!