Через минуту из вскрытого черепа он брал маленькие, чуть заметные части из различных мест мозга, живого и трепетного. Ассистенты мгновенно клали эти части под объективы каких-то удивительных приборов, напоминавших сложные микроскопы с целым рядом зеркал.
По мановению руки доктора Фюрста, стоявшие у окон орангутанги опускали быстрым движением черные занавесы, и в зале воцарялась темнота. Через мгновение сноп электрического света невидимого прибора освещал белое поле огромного экрана, на котором начинали появляться движущиеся нити, точки, чередующиеся с яркими молниеносными вспышками, напоминавшими отчасти свет магния.
Фюрст громко переговаривался со своими помощниками, сыпля массой латинских терминов, так что Арский и Скин-дер почти ничего не понимали.
— Вот она, материализованная энергия человеческого мозга! — прерывал многократно свои слова доктор Фюрст.
Гас электрический свет, открывались занавески, и снова различные части мозга жертвы, пока она была еще жива, водворялись в недра приборов и рассказывали доктору Фюрсту на белом экране одну за другой удивительные тайны жизни сокровенного детища Природы. Через некоторое время следивший за пульсом жертвы ассистент отчетливо объявлял: «Mors» и, по знаку Фюрста, труп уносили в смежную комнату. Доктор принимался за свежую, живую жертву.
Арский и Скиндер, как в кошмаре, наблюдали за происходившим, и страстно хотелось им бежать, куда глаза глядят, из этого проклятого дома, от этих ученых убийц. Неужели не представится к бегству удобного случая?
Неужели им суждено навсегда остаться здесь и стать впоследствии такими же ассистентами доктора Фюрста, как тот, который возглашал с таким убийственным хладнокровием — mors?! Нет, тысячу раз нет!..
Они должны найти средство к бегству, должны до времени морочить Фюрста, чтобы тем легче потом бежать.
Благоволение доктора Фюрста к Арскому и Скиндеру с каждым днем росло — ему казалось, что они с особым интересом следят за его «операциями» и со временем, быть может, сделаются его помощниками. Он сделался настолько любезен по отношению к ним, что позволил даже в определенные часы совершать небольшие прогулки, правда, в сопровождении двух орангутангов, но и это было большой уступкой с его стороны. От зорких свирепых сторожей немыслимо было скрыться, а расправиться с ними без оружия было, конечно, немыслимо.
Друзья удивлялись, до чего дошли ум и сообразительность этих человекоподобных животных под руководством страшного доктора Фюрста. При всем инстинктивном отвращении, которое они чувствовали к Фюрсту, как к великому преступнику, не останавливавшемуся перед уничтожением человеческих жизней ради своих целей, — они не могли вместе с тем не преклоняться перед несомненной гениальностью его ума.
После нескольких месяцев плена доктор Фюрст объявил однажды, что через два дня он намерен отправиться в южные части Новой Гвинеи в сопровождении своих людей и орангутангов. Арского и Скиндера он не намерен был оставлять дома — они должны были также принять участие в его экспедиции. Фюрст не скрывал от своих пленников цели путешествия в недра дикого острова.
Для завершения опытов ему нужен был новый «запас» дикарей, несколько десятков человек, по крайней мере. Надо было устроить охоту на новогвинейцев, поймать живьем требуемое количество и доставить в вивисекционные лаборатории на Борнео. Такая охота, по словам доктора, устраивалась им уже неоднократно и всегда с самыми успешными результатами. Его «культурные» орангутанги, как он называл их, оказывали ему неоценимые услуги, как несравненные охотники за людьми в лесных дебрях.