— Да успокойтесь, — заявил я ему своим новым, дребезжащим голосом. — Ничего этому жалкому телу не будет! Ну, а теперь — перейдем к делу.
Ганимедянин холодно блеснул глазами, но ничего не сказал. Он отцепил мое бывшее тело и повел в другую комнату. Я последовал за ним, запоминая, на какую именно полку затолкают его.
Несмотря на то, что я уже проходил через подобное на других планетах, должен признаться, что каждый следующий переход из тела в тело всегда заставлял меня чувствовать нереальность происходящего. Это же мое тело уводил старый ганимедянин, и это казалось совершенно непонятным.
Комната, в которой я теперь очутился, была небольшой, и часть ее занимали полки со стеклянными скользящими дверцами. В каждом таком отсеке автоматически поддерживалось нужное давление и состав воздуха.
Я помог морщинистому гному поднять свое тело на полку и увидел, что он не торопится снять с него шлем. Тогда я достал из кармана деньги и отсчитал начальнику Бюро требуемые 1 500 универов. Он рассовал их по большим, похожим на мешки, карманам, настроил автоматику и задвинул стеклянную дверцу.
Я тем временем огляделся и увидел что на полке, рядом с моей, покоится тело Уилла Карриста. Значит, он прибыл и вполне благополучно обменялся телами. Я с восхищением глядел, как медленно поднимается и опускается его широкая грудь.
Затем старичок написал допуск в трех экземплярах и подписал все три. Один вручил мне, второй вставил в кармашек в стеклянной дверце, за которой лежало мое странно выглядящее тело, а третий сунул себе в карман, из которого он перейдет в досье корпорации.
К моему удовлетворению, на этом все завершилось, я повернулся и вышел из наружной двери в разреженную атмосферу Ганимеда. Однако, я не испытал ни малейшего дискомфорта, поскольку был в теле привыкшего к условиям жизни в этом мире.
Я шел по едва намеченной дороге, но мои глаза, привыкшие к полутьме, царившей на этой планете, легко находили путь. Дорога петляла и вертелась, наверное, несколько километров, пока не привела меня в город — гигантское скопище руин, среди которых торчали остатки чудовищных строений, взиравших на окружающую полутьму лишенными стекол окнами, точно пустыми глазницами. Разоренность и заброшенность обитали здесь, точно живые существа. Это был единственный город, оставшийся от великого переворота, уменьшившего грандиозную расу Ганимеда до жалких пятидесяти жителей, которые, точно крысы, обитали по закоулкам, что называли своим домом.
Я направлялся прямиком в дом моего товарища, прекрасно зная его расположение, как его знал любой житель этого странно населенного мира.
Это оказалась простая каменная лачуга с ручейком сильно минерализованной воды, стекающей с потолка. Я постучал в дверь, затем толкнул ее, и дверь открылась.
За дверью стоял ганимедянин. Я прекрасно знал, что этот ганимедянин и есть Каррист, так как это подсказывал мне мой ганимедский разум. Однако Каррист не мог быть уверен, что это именно я, так что он просто стоял, ожидая опознавательного сигнала.
Мне еще на Земле сказали, что это должен быть за сигнал. Я должен был просвистеть несколько тактов из «Индсы Биндсы» — оперетты, которая шла на Марсе целых два марсианских года и теперь грозила лет на десять заполонить земные театры.
Я сложил губы трубочкой, точнее, попытался сделать это. И не смог! Я стоял на пороге с разинутым от изумления ртом, в то время как Каррист пялился на меня, тоже с изумленным выражением лица. Затем я все понял. Ганимедяне не могли свистеть! Их губы просто не могли складываться в трубочку, необходимую для насвистывания.
Мгновение я был в замешательстве, затем открыл рот и напел эти проклятые такты. Голос мой звучал так, словно кто-то рвал желтую от старости бумагу. Однако Каррист все понял и подскочил, словно кто-то бросил ему под ноги хлопушку — скорее всего, так отреагировали ноги его нового тела.
— Господи, Сид! — закричал он, протягивая руку, которую я тут же пожал. — Это все равно, что узреть ангела в аду! Это же просто ад! Тут нельзя желать ничего, черт побери! Только не говори мне, что ты не спешил!
Я нежно похлопал его по спине. Несмотря на то, что Каррист разбирался в науках не лучше собаки, он, вероятно, был моим лучшим другом и на Земле хорошо исполнял свою работу.
— Не стоит унывать, — ответил я. — Я не мог появиться тут раньше. Босс не хотел пробуждать ненужные подозрения, а должен тебе сказать, что этот ощипанный гусь в «Бюро» чертовски подозрителен. Ну, и как тебе в новом теле? Держишь зубы в чистоте?
— Ха-ха! — рассмеялся он. — Я ежедневно скребу себя, и все равно у меня такое чувство, словно я тут обрастаю мхом! Ну, садись же и рассказывай, как все прошло.