От зубной боли используют некоторые коренья. Их либо жуют, либо курят при помощи трубки; чтобы заглушить боль, в дупло зуба кладут табак. Еще в больной зуб наталкивают овечий помет, а затем разжигают его там раскаленной иглой. При воспалении желез горло полощут горячей соленой водой. Опухоли лечат уже описанным выше методом прижигания или присыпают их толчеными семенами акации.
Все эти травы и другие лекарственные средства бедуины продают. На базаре любого арабского города торговец этих «лекарств пустыни» всегда окружен плотным кольцом покупателей, интересующихся, как и когда применять то или иное снадобье.
Вместе с врачами в лагере бедуинов
Я давно хотел поехать к бедуинам вместе с врачом-профессионалом и с его помощью более четко представить себе, как обстоит дело со здоровьем у арабов-скотоводов. Во время одной из научных экспедиций в Египет мне удалось осуществить это мероприятие, чему способствовали весьма счастливые обстоятельства. Супруги-врачи Купфершмидт из Лейпцига, работавшие с группой граждан из ГДР в АРЕ, согласились съездить со мной и моей женой к аулад-харуф, подгруппе племени аулад-али. Пятым в нашей группе был Оливер, шестилетний сын Купфершмидтов.
Прекрасным весенним утром мы выехали из Каира на своем «вартбурге» и отправились на север по асфальтированному шоссе, которое начинается у пирамид эль-Гизы и западнее Александрии вливается в автостраду, по которой можно проехать вдоль всего побережья до Марокко. Около полудня мы уже были в Сиди-Крейр — красивом местечке на берегу моря — и решили здесь отдохнуть, поесть и искупаться. Сильный прибой гнал на берег волны высотой с дом, и когда я попытался в маске и ластах преодолеть эти волны, то попал в мощный водоворот, который жестоко крутил меня и подбрасывал, словно мячик. Когда меня выбросило на берег, я обнаружил, что моя маска стала добычей моря, плавки, к счастью, запутались в ластах.
Мы двинулись по автостраде дальше на запад. Холмистый ландшафт сменился местностью с ярко выраженным чередованием гор и долин. Вскоре мы миновали опорную базу египетского ездового верблюдоводства в Бург-эль-Арабе и повернули на юг. На пересечении железнодорожной линии нам пришлось выполнять и роль дежурных по переезду, ибо в этой отдаленной местности господствует принцип самообслуживания. Теперь уже оставалось всего несколько километров до лагеря аулад-харуф. С вождем племени, шейхом Джума Мухаммедом Али, я был дружен. Нас сердечно встретили и разместили в одном из шести шатров. Хозяйки расстелили на полу цветные ковры, положили подушки, и в шатре стало уютно. Быстро разожгли очаг, и вскоре мы уже пили крепкий бедуинский чай. Дети аулад-харуф сразу же подружились с Оливером, привели ему щенков пастушеских собак, а потом катались с ним, как Хаймоновы братья, вчетвером на одном осле.
Во время чайной церемонии я объяснил бедуинам цель нашего визита, и вскоре появились первые пациенты. Сначала принесли шестимесячного младенца, и д-р Купфершмидт, детский врач, осмотрела его. Ребенок выглядел вялым, у него была сильно увеличена печень. Озабоченной матери вручили бутылочку с лекарством, посоветовали как можно быстрее отвезти ребенка в ближайшую больницу.
Затем началось обследование мужчин лагеря. Они с готовностью раздевались и ложились на ковер, заменявший стол для медицинского осмотра. Врачи прослушивали каждого и задавали вопрос, на что он жалуется. Я выполнял роль переводчика. Кроме одного острого заболевания, которое объяснялось, вероятно, неумеренным потреблением чая, мы не обнаружили никаких других, хотя многочисленные рубцы от каутеризации наглядно свидетельствовали о частом употреблении раскаленного железа.
Оба врача весьма одобрительно отозвались о чистоте бедуинов и хвалили их хорошо развитую мускулатуру. Хозяин шатра следил за всей процедурой обследования, храня достойное молчание, и, наконец, к нашему удивлению, потребовал, чтобы доктор Купфершмидт осмотрела и его. Поскольку он жаловался на почечные боли, ему наложили большой пластырь, чему он очень обрадовался.
Тем временем женщины пригласили супругу доктора Купфершмидта в махрам. Первой она осмотрела очень дряхлую старуху. Вскоре оказалось, что ей очень трудно общаться из-за незнания языка, и я последовал туда. Это была весьма деликатная миссия, потому что старый добрый обычай не разрешает женщинам и девушкам появляться перед мужчиной раздетыми. А находиться около пациента надо было достаточно близко, чтобы слышать разговор во время осмотра и переводить вопросы и ответы. Решили посадить меня за перегородкой, но там я мало что понимал, ибо вся процедура очень забавляла обитательниц махрама и они непрерывно хихикали, вставляя свои замечания. Тогда я расположился просто спиной к ковру, где происходил осмотр, и взаимопонимание было достигнуто. Мне все же не хватало профессиональных терминов. Бедуины для описания симптомов многих болезней употребляют такие выражения, как «живот идет» (о расстройстве желудка) или «вода жжет» (о болезнях мочевого пузыря).
Пожилая женщина жаловалась на ломоту в суставах — и ей дали мазь от ревматизма; у нескольких девушек были воспалены глаза, но установить, трахома это или результат действия дыма от очага, не удалось. Им дали глазные капли. Застенчивая молодая бедуинка после долгих колебаний попросила дать ей средство от бесплодия и была разочарована, услышав, что такого лекарства нет. Купфершмидты пригласили ее на прием в свою больницу в Александрии. Но у нее так и не хватило мужества приехать туда.
Поскольку было уже поздно, мы прервали осмотр. Нам предложили скромный ужин: рис, свежие лепешки из ячменной муки, топленое овечье масло и сушеные финики.
Когда после ужина я спросил хозяина, нельзя ли нам послушать несколько бедуинских песен, он утвердительно кивнул, но каково же было наше разочарование, когда из сундука извлекли проигрыватель, работавший на батарейках! Сначала послышался треск, а потом зазвучала песня, как нам сказали, ливийских бедуинов. Нам так и не удалось добиться, чтобы бедуины сами что-нибудь спели, — снова техника вытеснила фольклор!
Тем временем нам приготовили постели, расстелив овечьи шкуры. Мы улеглись — все пятеро рядом — и накрылись матами ручной работы, тяжелыми, как свинец. Долгий путь утомил нас. С надеждой на глубокий освежающий сон мы пожелали друг другу спокойной ночи и закрыли глаза. Но сон так и не пришел: едва потушили лампу, как целые полчища изголодавшихся блох набросились на нас. Они измучили нас; наутро мы выглядели, как больные корью, покрытые зудящей сыпью — следами от укусов. «Импортный товар» им показался особенно аппетитным. Жидкость от насекомых, которую мы предусмотрительно захватили с собой, дала бумеранговый эффект. В темноте я опрыскал ею не блох, а собственное лицо — глаза жгло как огнем. Это была незабываемая ночь! Агрессоры отступили только на рассвете. Мы проснулись от ярких солнечных лучей, когда занавес у входа в шатер был уже откинут и около нашего ложа собралось множество подростков, желавших подвергнуться обследованию. Мы молниеносно умылись на глазах у бедуинов, экономя воду, что особенно понравилось Оливеру. После завтрака — горячее молоко, свежие хлебные лепешки и мафрука (зажаренные в масле финики без косточек) — осмотр возобновился. Пришли бедуины из других шатров — они тоже хотели, чтобы их выслушали и задали им вопросы. Оба врача пришли к единому мнению: за редким исключением, все прошедшие осмотр бедуины вполне здоровы и чисты.
В качестве гонорара шейх предложил нам черно-белого барана, которого, по его мнению, мы должны были живым доставить в Каир. Это предложение показалось нам малопривлекательным — ведь нас в машине и так пятеро. Наше контрпредложение — заколоть барана на месте и устроить совместную трапезу — было принято. После вкусного и сытного праздничного обеда мы сердечно распрощались с хозяевами и отправились в обратный путь.
«Смерть более истинна, чем жизнь»
Изредка нам попадались на глаза могилы бедуинов, расположенные большей частью на возвышенных местах и отмеченные либо кучей камней, либо потрепанными ветром флажками.
— А как бедуины хоронят своих покойников? — спросила доктор Купфершмидт.
Я мог рассказать ей кое-что об этом, потому что однажды мне случилось быть в лагере, когда там умирал старик. Бедуины опрыскивали его лицо водой, произнося: «Ла Иллаха ил-Аллах, смерть более истинна, чем жизнь…» После того как он испустил дух, ближайшие родственники по мужской линии раздели его, обмыли водой, заткнули все отверстия в теле овечьей шерстью и обернули труп чистым полотнищем. Все это совершалось в полном спокойствии и сопровождалось обращениями к Аллаху. В это время женщины громко оплакивали умершего у входа в шатер. Его жена и дочери разорвали на себе одежду, до крови расцарапали лицо и грудь и посыпали распущенные волосы пылью и пеплом. Эти выражения скорби и отчаяния продолжались много часов кряду, причем вопли становились все громче, ибо подходили новые плакальщицы.
Мужчины привязали тело умершего к верблюду и повели его на ближайший холм, ибо, как писал М. Оппенгейм, бедуин не хочет, чтобы его хоронили в долине или котловине. Он хотел бы покоиться на вершине высокого холма или горы, откуда надеется видеть своих соплеменников, если они разобьют шатры неподалеку.
Придя на место, бедуины мотыгами вырыли неглубокую яму и осторожно положили в нее покойника на правый бок лицом на восток, в сторону Мекки. Под чтение Фатихи могилу засыпали землей, а чтобы ее не потревожил степной волк, навалили груду камней. Ружейный залп возвестил, что погребение закончено.
Участники церемонии, не торопясь, вернулись в шатер усопшего, а его сыновья пригласили всех на поминки. Было зарезано несколько баранов. Все сидели со строгими, серьезными лицами, но никто не пролил ни слезинки. Воздавали хвалу покойному, превосходным личным качествам и добрым делам его. «Он был храбрым героем, примерным гостеприимным хозяином и благородным человеком. По воле Аллаха он сегодня покинул нас…» «Пусть Аллах заменит вам ушедшего!» А родственники покойного отвечали: «Аллах воздаст вам!» Через 40 дней устраивают еще одну торжественную трапезу, и на этом траур для вдовы и дочерей заканчивается. Они могут снова одевать повседневное платье и посещать другие шатры.
Если умирает ребенок или женщина, то вокруг трупа хлопочут только женщины. Мужчины вообще не участвуют в церемонии. Строгое разделение полов даже после смерти! Я вспоминаю, какое удивленное лицо было у одного вдовца, когда я выразил ему соболезнование по поводу кончины его жены. Он едва выслушал мои слова и тотчас переменил тему разговора.