- Ты молчал? – тихо-тихо спросил надзиратель, обращаясь к худощавому бедняге.
Он думает, что я не услышу? Неотёсанный дурак, я прекрасно теперь слышу тебя! Во мне всё же появились силы, и я не глухой заключённый, а наркотик для мести. Вот-вот ты получишь свою дозу, также, как и подставной наркодилер моего друга, с которым я встречусь, когда выйду отсюда.
Мой сосед по камере посмотрел на надзирателя и просто покачал головой. Я бы на его месте сказал бы что-нибудь достаточно грубо и громко, но здесь было ясно, он просто наврал, чтобы не получить очередные шрамы. Можно было догадаться, что сейчас не время для красивых речей и уверенности в свободе. Я молчал также, как и мой друг, делал вид несчастного, оглохшего глупца и не попался под горячие руки крепких парней. Надзиратель устремил на меня свой дьявольский взор и заметил позади меня не заколоченную решётку с выходом на улицу. Его глаза так и сверкнули от гнева. Какой беспредел, не так ли? Забыть заколоть досками выход на свободу, благодаря которому я прекрасно слышу уличную ходьбу и разговоры. Мужчины, стоящие рядом с этим чёртом, заметили его злобу и принялись за работу. Они пошли на сторону улицы и заколотили мой единственный выход на свежий воздух и социум. Я очень громко кричал, может быть даже вслух. Возможно это было из-за боли где-то глубоко во мне. За что? Что я сделал, чем согрешил? Да и если что-то натворил, то зачем ограждать от общества, от звуков? Зачем подавлять во мне все мои положительные эмоции, чувства и человеческие факторы? В итоге оставлять лишь боль? Порождение дьявола глядело на мою реакцию, когда его служащие колотили в мою решётку доски. Я был слишком слаб и помню лишь ухмылку, стоявшего передо мною надзирателя. Весь оставшийся день (а возможно я пролежал на гнилом полу и всю ночь) я провёл в тишине. Видимо нас никто уже не проверял, по нашему коридору не было ни единого звука.
- Как ты? – издался знакомый мне хриплый голос с соседней камеры,- понимаю, тебе сейчас очень плохо, но у тебя остался я и ты не потерял окружение людей, не отстранился от общества, как я все эти два года.
- Как ты смог? Как ты выдержал? Я хоть и ничего не помню из прошлого, но уверен, что попал сюда совсем недавно и уже обессилел. А ты уже два года и в принципе разговариваешь, как обычный и достаточно умный человек. Как ты не пал духом?
Глава 4
Пришло время рассказать об этих самых страшных для меня временах. Мучительные два года адского заточения. Я помню каждый день, каждый дьявольски длинный час. Одна минута длилась целую вечность для меня. Первые сутки в камере были самыми сложными. Человек сразу же начинает ломаться изнутри, замыкаться и испытывает такую боль, что нельзя и описать словами. Как только меня швырнули в эту пустую камеру, уже все решётки с выходом на улицу были заколочены. Я чувствовал себя так, будто нахожусь в плотном вакууме, из которого никак нельзя выбраться. Меня обвязали верёвкой и заклеили мне рот, чтобы я не мог говорить сам с собой. Когда ты попал сюда, с тобой происходило то же самое. Просто этого не помнишь. Я видел твоё изнеможённое тело, когда его кинули в камеру и начали обвязывать тугой верёвкой. Они приволокли тебя сюда совсем неокрепшего, измученного неизвестно мне чем. Ты лежал, обвязанный на гнилом полу грудью вперёд, а твои рёбра выпирали наружу, кисти рук были крепко зажаты верёвкой под твоей спиной. Я думал, что вот-вот ты сломаешь обе свои руки, на которых опирается всё оставшееся ещё крепкое тело. В таком положении сложно находиться, но неосознанно ты пролежал примерно трое суток, изредка издавая вопли. Со мной поначалу происходило то же самое, только, к сожалению, я помню каждое мгновение и мог осмыслить, что творилось с моим телом. С заклеенным ртом, туго завязанными руками и ногами чувствуешь себя ещё более беспомощным, подвластным дьяволу, который наслаждается твоими муками. Я просидел так несколько суток без еды и воды. Конечно, чувствовалось изнеможение. Ко мне заходили надзиратели, чтобы убедиться в том, что заключённый не умер, ведь самое тяжёлое «испытание» - это продержаться первые дни в ранее сказанных мной условиях. Испытание? Да, именно так. Для дьявольских помощников это просто игра. Они испытывают огромное удовольствие, поглощая жертву изнутри. Видя страдания в лице заключённого, они считают, что выполняют свой долг перед честными, безнаказанными, святыми людьми. Хотя каждый здесь - грешник. Общество не поверило моей истории и сделало из меня виновного. С другой стороны, я тоже не святой человек и имел достаточно отрицательных качеств, но о них не сказано ни в одном уголовном кодексе. А кто придумал эти законы, если в любом случае мы не рождались с ограждениями. Хотя, кого я обманываю. Без законов был бы беспредел. Наше общество всегда загоняют в рамки, но, если рассуждать иначе… Опять я противоречу сам себе. Остановлюсь на том, что, если учитывать совесть, как человеческое качество, то она периодически винит меня за то, что я не успел сделать, сказать, осуществить.