Теперь, после многих лет, наведен дипломатический мост СССР — Югославия. Наведен под нажимом левых сил, широких народных масс, вопреки королевскому двору, нашим врагам. А их немало! Фашисты задумали вовлечь Балканы в свою орбиту. Создают «пятые колонны», вербуют агентов среди политических деятелей, военных, развертывают широкую пропагандистскую и подрывную работу. Намечается заключение Пакта трех держав, «оси» Япония — Германия — Италия. И опять — не разрушили бы фашисты наш мост с Югославией…
«Беречь каждого, кто сможет помочь нам на нашем тайном фронте. А Чегодова не уберегли! Пожалуй, виноват в этом и я. Где Олег сейчас? Что с ним произошло?…»
Алексей Хованский задумчиво глядел на темные воды Дуная.
Глава вторая. ПОРОГ
Женщина, когда рожает, терпит скорбь, потому что пришел ее час; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости; потому что родился человек в мир.
От Иоанна 16.211
Большой черный мохнатый тарантул полз прямо на него. Движения тарантула были медленными и неуверенными. Эти твари с детства вызывали в Олеге гадливость. Чегодов взял веточку и хотел отбросить паука в сторону и вдруг заметил, что тело вибрирует, словно по нему прокатываются черные волны, а приглядевшись, содрогнулся: маленькие черные паучки деловито сновали вокруг матери-паучихи, впивались в нее клешнями. Паучиха проползла еще десяток-другой сантиметров, обессиленно остановилась и сникла.
Олег вскочил с зеленой, освещенной ярким солнцем полянки и… проснулся.
Было темно. Вагон чуть потряхивало на стыках рельсов, пахло пылью и угольной гарью, рядом похрапывал Околов. Паровоз заметно сбавлял скорость. По стенам купе поплыли световые полосы. Фонари, точно какие стражи, заглядывали в окно и, казалось, спрашивали: «Не едут ли тут шпионы?»
Олегу вспомнились проводы: бегающие глаза и фальшивая улыбка Георгиевского, виновато понуренная голова председателя Белградского отделения НТСНП Давнича, наглый взгляд начальника охраны исполбюро Радзевича и сияющее лицо Байдалакова: «С богом, Олег Дмитриевич! До встречи у кремлевских стен! Исполбюро надеется, что вы возглавите Кишиневское отделение НТСНП.
Там наш ударный центр, туда мы скоро переправим типографию "Льдина" и мощную радиостанцию. Не забывайте: конспирация, конспирация! После первой же радиопередачи в Кишиневе появятся большевистские агенты, чтобы выявить радиостанцию. Сразу посыплются ноты, правительственные заявления… Вы окажетесь между светом и тьмой, на пороге жизни и смерти. Одна ошибка, и крах. Понимаете? Законы жизни примитивны, как пинок ногой, как окрик жандарма: "Стой! А ну иди сюда!"». Олегу вспомнилось детство, ласковый голос матери, небо на закате, зеленый лес, ржаное поле, цветущий луг…
Вспомнив о Байдалакове, Олег подумал:
«Какой же он словоблуд. Неужели прогресс невозможен без таких негодяев, неужели без них исчезло бы понятие о нравственном потенциале, нарушилась бы гармония согласования чувств общества? По их вине или по какой другой причине царит теперь в Европе, особенно у нас, русских эмигрантов, какофония?»
За стенкой вагона задребезжал свисток проводника, где-то затрубил в рожок главный кондуктор, ему отозвался паровоз, и поезд мягко пополз в черную ночь. Опять монотонно застучали под полом колеса. Отогнав набегавшие мысли, Олег поглядел на спящего Околова, повернулся на другой бок и погрузился в сон.
На озаренном утренним солнцем перроне их встретил среднего роста седоватый человек в очках с толстыми стеклами.
— Михаил Леонидович Ольгский. — Он протянул руку для пожатия. — Очень приятно. Здесь живу под фамилией Винявского. А вы будете зваться Яном Рогальским. Ты, Жорж, — обратился он к Околову, — отныне Станислав Муха. Пойдемте, машина ждет.
И они направились на привокзальную площадь…
Уселись в ожидающий их «опель» и покатили по улицам города. Утопающий в садах Бухарест показался Олегу после Белграда настоящей европейской столицей. Волчица, кормящая Рома и Ремула на Дворцовой площади, кривые улочки, обитатели которых смотрят друг другу в окна, широкие проспекты, фонтаны, дома с античными колоннами — все было другим.