— А, чёрт, это мой товарищ, их надо разнять немедленно. — рвануло меня вперёд.
— Куда он!? — это Леди Ю.
— Какой‑то его друг, я сам не сообразил, — это сэр Эндрю.
— В чём дело!? Что происходит? — это я, ворвавшись на тот клочок, который предоставили Когану с Сашей для их потасовки. Теперь зрители обступали нас кругом уже всех троих. Промелькнувшее в глазах Саши изумление быстро сменилось на недовольство.
— Тебе не следует вмешиваться! Я способен разобраться и сам!
— Кто это? — Коган придвинулся ко мне ближе. Краем глаза увидев этот маневр, я машинально засунул руку в карман, нащупал связку ключей. Один из них — особенно острый, которым я открываю дверь в тамбур. Уж отпор‑то я дам…
— Давайте вы мне объясните, что у вас здесь за рестлинг, ребята — я смотрел в глаза Когану до тех пор, пока он не отвел взгляд.
Заскучав следить за беседой, студенты принялись на нас шикать. Иные, разочаровавшись в возможности продолжения поединка, стали медленно расходиться. Сквозь опустевшие ряды к нам проталкивался Эндрю.
— Это Долматов, мы вместе на одном отделении. — Саша нервно сложил на груди руки. Похоже он начал приходить понем- ногу в себя. Заметно было и то, как он вальяжно поправил манжеты, а зная его — это признак внутреннего спокойствия.
— Гитара, — с презрением хмыкнул Коган. — Я понимаю, — и всё это «не-доросли-вы-до-абсолютного-слуха» тоном.
— Роман, — он, поколебавшись, всё же пожал мою руку. Представился сам: — Леонид.
— Ну как всегда, — махнул рукой какой‑то верзила, стоявший к центру ближе всего. Развернувшись, он, громко топая, зашагал прочь. Из‑за массивной фигуры детины ловко вынырнул Эндрю.
— Поссорились на пустом месте. Этот твой Саша обиделся на мою шутку.
— Обязательно обзываться!?
— Видите ли, какие ранимые.
— Сперва подумал, что‑то серьёзное, — я вздохнул и упер руки в бока. — И как он тебя назвал, Сань? Саша ответил. Как ни пытался я здесь сохранить серьёзную мину, не удержался и от души захохотал. Мой приятель насупился.
— Тут любой бы полез колошматить, — я смахнул подступившие слёзы. — Ну даёте! — повернулся к стоявшему молча Эндрю.
— Мы уже со всем разобрались.
— Значит, конфликт исчерпан, — промямлил он. — Сэр Эндрю, можно, конечно, просто Андрей, — назвался он Когану.
— А почему «сэр»? — Леонид, улыбнувшись, горячо пожал ему руку. — Вы, сударь, из какого дворянского рода будете?
— Прозвище для друзей, — пояснил я. — Так‑то он вполне из рода Нехлюдовых. А это в честь персонажа «Двенадцатой ночи» Шекспира.
— Моя любимая пьеса.
— Его любимая пьеса. Помню, таскал меня даже в театр. А куда, кстати, девушки подевались?
Леди Ю и Оксана оказались стоявшими всё это время в ожидании возле зеркала — здоровый, похожий формой своей на триптих Босха, прямоугольник. Я смотрел, как становился всё больше, отражаясь в стекле, — меня послали позвать их обеих. И вот я уже вижу своего зеркального двойника в полный рост и стою перед ними; маленькие копии Эндрю, Саши и Когана машут у меня за спиной, с другого края фойе.
— Неприятности разрешились, — говорил я это в воздух девушкам сразу, а адресатом своих слов желал видеть лишь одну Ю. — Пойдёмте и вы познакомитесь.
Когда шли в обратную сторону, стук каблуков Леди Ю разносился в пустоте помещения: последние зрители, неразлучное трио дружков с оркестрового отделения, как раз собирались ретироваться. Теперь тут всё выглядело как всегда.
— Ниф-ниф, Наф-наф и Нуф-нуф, — кивнула в сторону уходящих Оксана.
— Вижу. Узнал. — сам я рассматривал ноги Ю, восхищаясь её грациозной походкой.
— Даже не глянул в их сторону.
— Оксан, я много раз видел живых барабанщиков. Таких скверных, как эти, не желал бы видеть совсем.
— Это он на меня засмотрелся, — первый случай, когда кокетство заставило меня покраснеть — именно эта реплика.
Естественно, в ходе приветствий Коган спросил о значении псевдонима, прочно прилипшего к Ю («Это уже из Мольера, ведь так?»); взялся объяснить Эндрю («Ю — это Юлия… Нет, не из Ибсена»), и его толкования Леонида изрядно раз- веселили («Закрытый круг для аристократов!»).
Я тем временем говорил с Сашей, отойдя от всех прочих в сторону. Мы расположились с ним за колонной, так чтобы видеть при этом и остальных. Помнивший лучшие времена, диван с потускневшей белой обивкой, ужасно скрипел, стоило кому‑либо на него сесть, и я всё время старался не ерзать.
— Как ты вообще оказался внизу? — ответ на этот вопрос, подобно факелу, воспламенял моё любопытство.
— Да меня так же прогнали. Почти сразу же вслед за тобой. — и по той же самой причине, как оказалось. «Ядро Мюнгхаузена», отскочив от доски рикошетом, разбило учительские очки.