Шукшин снял шляпу, сел на траву рядом с могилой, пригладил ладонью высохшие комочки земли.
— Камерад, — тихо сказал старик, — мы потом хороший памятник поставим. Из мрамора. И ограду сделаем. Мы уж так решили. Всей деревней памятник поставим…
— Спасибо, отец. А что здесь написано? — Шукшин наклонился над квадратной доской, прислоненной к столбику, всмотрелся в коричневые, чем-то выжженные буквы.
— Мы долго думали, что здесь написать. Никто не знал, как зовут твоих товарищей… Но мы знали, что это русские партизаны. Они отдали жизнь за то, чтобы мы были свободными… — Старик помолчал, поправил доску и прочел со вздохом: — «Люди, поклонитесь их праху»… Здесь написаны эти слова, камерад…
* * *Друг Михаила Модлинского Сергей Белинский сохранил охотничий нож Братка и его тетрадь, которую тот завел, когда изучал фламандский язык. На одной из страниц тетради рукой Братка написано: «Вычитал в книжке завещание древнего мудреца: «Узнай, о человек! И слушайся меня, ибо я стар, как кора земли. Для меня и для всех, кто прожил на земле столько лет, сколько я, любовь выше бессмертия…» Но мне не нужно бессмертия. Мне нужна Родина! И любовь… Если верить этой книге, я должен забыть Родину, ибо я люблю на чужбине. Но разве можно забыть Родину? Нет, легче умереть! Я люблю Родину с тех пор, как стал мыслить, она во мне, в сердце, я живу надеждой увидеть ее. И я люблю девушку-чужеземку. Люблю! Можно ли соединить эти две любви в одну? Можно ли?»
Партизанские отряды занимают города…
Англо-американские войска, высадившиеся 6 июня на побережье Северной Франции, не проявляли большой активности, развертывали боевые действия против немецко-фашистских войск медленно. В то время как Красная Армия, наступавшая на огромном фронте, менее чем за 40 дней продвинулась на запад на 550–600 километров, англо-американские войска вели затяжные бои и продвигались вперед не более чем полкилометра-километр в сутки. Катастрофическое поражение на советско-германском фронте (Красная Армия выходила к границам Восточной Пруссии к Висле) заставило германское командование отдать приказ об отводе своих войск из Франции и Бельгии на более выгодные для обороны рубежи — по западно-германской границе. Немцы начали поспешный отход.
Несмотря на то, что англо-американские войска имели огромное превосходство в силах на земле и в воздухе, располагали большим количеством танков и автотранспорта, им не удалось отрезать противнику пути отступления. Гитлеровские войска оторвались от преследующих их армий и быстро откатывались к границам Бельгии и Голландии.
В ночь на 30 августа недалеко от голландской границы, в районе бельгийской деревни Гройтруд, высадились английские парашютисты. На одного из них наткнулся партизан первого отряда Петр Ефремов, отправившийся на рассвете в деревню за продуктами.
Парашютист пробирался по лесной тропе, боязливо озираясь и часто останавливаясь. Он шел прямо на партизана, который притаился за деревом и наблюдал за ним. Ефремов принял парашютиста за гитлеровца. «Давай, давай, подходи! Ишь ты, какой робкий… Сейчас мы тебя навернем, гитлерюга проклятая!» Ефремова в отряде все звали «батей», но он был еще крепок и обладал той лесной хваткой, которую дает долгая партизанская жизнь. Пропустив парашютиста, он накинулся на него сзади и в мгновение ока обезоружил.
— Вот и порядок! У нас с вашим братом разговор короткий, понял? Раз, два — и в дамки! — Ефремов взял автомат на изготовку. «Давай, давай, топай! Сейчас наш командир поговорит с тобой, подлюга… Он с вашим братом умеет разговаривать!»
Ефремов, сияющий, привел парашютиста к Никитенко, доложил с гордостью:
— Во, боша взял, товарищ командир. Автоматчика!
Парашютист, молодой долговязый парень, стоял с поднятыми руками и испуганно смотрел на вооруженных людей в гражданских костюмах.
Никитенко внимательно поглядел на парня, на его черный берет, куртку с молниями, на компас, который у него был на руке, и спросил по-немецки:
— Ты кто? Летчик?
Парень не понял.
— Опусти руки, — Никитенко взял его за плечо, усмехнулся. — Здорово же ты перетрухнул! Ничего, бывает… Мы русские, понимаешь? Русские! Россия! СССР, Москва…
— Москва? — парашютист недоуменно смотрел на партизан, переводя быстрый взгляд от одного к другому. — Рашэн?
— Рашэн, рашэн! — сказал Игорь Акимов. Он немного знал английский язык и объяснил парашютисту, что перед ним русские партизаны.