Трис не мог говорить, закрыл глаза. Плечи его вздрагивали. Партизаны сидели молча.
На дороге показалась колонна грузовиков с солдатами, с пушками на прицепах. Впереди колонны в длинной открытой машине ехали американские офицеры. Услышав гул моторов, Трис поднял голову. Глаза его вспыхнули, короткие пальцы сжались в кулаки.
— Там гибли люди, гибли, чтобы помочь им разбить врага, а они ждали, когда немцы с нами покончат!
Трис, медленно поворачивая голову, провожал взглядом штабную машину. В его взгляде были и гнев, и горький упрек, и обида.
— Куда ты теперь идешь? — спросил Шукшин.
— Домой, в Мазайк, — ответил Трис, глядя вслед колонне.
— Но там еще немцы!
— Выбьем. Поднимем народ и выбьем. Бельгийцы не сложат оружия, пока не будет свободной вся страна… А вы куда пойдете, Констан?
— «Нам надо собрать бригаду. Я послал людей в Брей и в Хасселт, жду их возвращения.
* * *На другой день, как только рассвело, американские танки пошли к каналу. Шукшин с горечью, с болью в сердце думал: «Тысячи жизней отданы напрасно, тысячи жизней! Мосты в руках врага! Сколько погибнет солдат, пока удастся форсировать канал, выйти к Маасу… Много еще прольется крови на этом канале, много…»
Американские и английские части простояли на каналах почти месяц. Монтгомери попытался выбросить в тыл немцам, за Маас, воздушный десант, но это не дало результатов. Десантная дивизия была полностью истреблена врагом, который, выиграв время, сумел сосредоточить на этом направлении значительные силы и закрепиться на выгодных рубежах. В руках врага оставалась и Голландия. С ее побережья гитлеровцы продолжали обстреливать летающими снарядами Лондон, били по Антверпену — основному порту снабжения союзников в Западной Европе.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, МЫ — СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ
Прощай, Бельгия!
Бригада вступила в Леопольдсбург. Город был забит английскими войсками. Несмотря на близость фронта, солдаты толпами бродили по улицам в поисках развлечений, осаждали кафе и бары. На площадях совершенно открыто стояли колонны грузовиков, танки. Немецкие самолеты уже много дней не появлялись.
Бригада расположилась на южной окраине города, в бывшем лагере немецкой воинской части. С помощью бельгийцев помещения были быстро приведены в порядок и оборудованы. Кучеренко, у которого повсюду оказывались свои люди и который всегда знал, что и где можно найти, раздобыл мебель, одеяла, одежду, продовольствие. Делегация рабочих Леопольдсбурга передала бригаде полный комплект инструментов духового оркестра…
Бригада выстроилась на плацу, и начальник штаба Воронков зачитал приказ, в котором объявлялся установленный командиром бригады распорядок дня. Старший политрук Маринов, обращаясь к партизанам, сказал:
— С завтрашнего дня начинаются организованные занятия по боевой и политической подготовке. Мы не знаем, когда нас отправят в Советский Союз и мы вступим в бои в составе Красной Армии. Возможно, придется действовать здесь, вместе с союзными войсками. Это решит Советское правительство. Сейчас наша задача — готовиться к новым боям… — Маринов говорил, прохаживаясь вдоль строя и зорко, пристально вглядываясь в лица партизан. — Я не буду напоминать вам, что каждый из нас здесь, на чужой земле, должен высоко держать звание советского человека. Я только хочу сказать вам об одном: каждый наш поступок, каждый шаг должен быть проникнут ответственностью перед Родиной… Лесная жизнь кончилась. На другой день, в шесть часов утра, над лагерем звонко запела труба. Партизаны, раздетые по пояс, высыпали во двор городка.