В небольшой комнате, перевязочной, куда они вошли, несколько бельгийских шахтеров ждали очереди на перевязку. После окончания смены в санчасти всегда собиралось много людей.
Медицинская сестра, миловидная девушка, бинтовала голову здоровенному рыжему парню, сидевшему перед ней на табурете, и весело переговаривалась с обступившими ее шахтерами. Зуев подошел к девушке, показал руки. Сестра поморщилась.
— О, как сильно… Идите к доктору!
Доктор сидел в соседней, смежной комнате. В его кабинете тоже было много людей. Шукшин и Зуев встали к стене, напротив двери.
Солдат остался в перевязочной. Навалившись грудью на низкий белый шкаф с медикаментами, он заговорил с хорошенькой сестрой, чему-то громко засмеялся. Автомат лежал рядом, у локтя. Шукшин и Зуев не спускали с солдата глаз. В открытую дверь им были видны его спина и ствол автомата.
В санчасть вошла еще группа бельгийцев. Солдат не обратил на них внимания, даже не обернулся. Шукшин тронул ногой Зуева и незаметно подвинулся к двери. Полшага, еще полшага, еще…
Только что вошедшие бельгийцы встали так, что солдата теперь не видно. Шукшин и Зуев вошли в перевязочную и, прячась за спины шахтеров, выскользнули из комнаты. Через минуту они уже были наверху, во дворе шахты. Все дальнейшее продумано и рассчитано. Прижимаясь к темной стене, они крадутся вдоль здания. Останавливаются, быстро снимают куртки, выворачивают наизнанку и надевают снова. Теперь огромных белых букв «SU», намалеванных на груди и спине, не видно.
Зажав в руке большой складной нож, Шукшин быстро отделяется от стены, выскакивает на бетонную дорожку, ведущую к северным воротам, через которые пропускают бельгийских шахтеров. Зуев — за ним.
На северных воротах обычно стоят полицейские из бельгийцев. Видзинскии однажды намекнул, что среди них есть «свои парни». Так или иначе, но от бельгийцев легче уйти, чем от немцев: бельгийские полицейские несут службу не столь ревностно. Только бы не оказалось близко немецких автоматчиков! Они несут охрану внутри двора, следят за зданием шахты и заборами. К воротам автоматчики подходят редко. Разве русский пленный осмелится пойти через ворота, где стоят полицейские? Еще не было такого случая!
Впереди, метрах в пятидесяти, идет группа бельгийцев. «Нужно догнать их, идти вплотную за ними!» — Шукшин прибавляет шаг.
До ворот остается уже не больше сотни метров. Они открыты настежь, должно быть, только что проходила машину. Прямо в воротах, прислонившись к столбу, стоит полицейский. Второй в сторонке разговаривает с немецким солдатом, держащим на коротком поводу овчарку. В свете прожектора поблескивает ствол автомата.
Шукшин и Зуев догоняют шахтеров, идут за ними в нескольких шагах, слева. Полицейский и солдат сейчас их не видят. Но как проскочить мимо полицейского, стоящего в воротах? Если бы на них были такие же костюмы, как на бельгийцах!
До ворот остается несколько шагов. Полицейский стоит слева. Шукшин и Зуев, прячась за бельгийцев, переходят на правую сторону. Нервы напряжены до предела, сердце бьется так, что кажется — стук его слышит полицейский. Шукшин сильнее стискивает рукоятку ножа. Если полицейский бросится к ним — ударить и бежать…
Они уже в воротах… уже проходят ворота…
— Камерад… камерад! — Окрик негромкий, почти шепотом.
Шукшин и Зуев не оглядываются, идут, не ускоряя шага, за бельгийцами.
Тихо. Слышно только, как стучат об асфальт деревянные башмаки.
Бельгийцы направляются в поселок. Долго идти за ними нельзя — впереди на перекрестке патруль. Шукшин и Зуев отстают от бельгийцев, оглядываются и, перебежав неширокое поле, скрываются в посадках.
Мокрые от дождя, тугие ветки низкорослых густых деревьев больно бьют в лицо, в кровь царапают руки. Но они не замечают этого и торопливо пробираются сквозь густые заросли.
Внезапно деревья расступаются, в дождливой темноте матово светлеет канал.
Переплыть через канал не хватит сил. Кроме того, сразу же за каналом шоссе, по которому то и дело проходят машины. Но оставаться в посадках тоже нельзя. Солдат, наверное, уже поднял тревогу. Каждую минуту посадки могут оцепить.
Шукшин, затаив дыхание, прислушивается. Тихо.
— Идем быстрее! Нам надо влево…
Они пытаются пробраться посадками, но скоро выходят на дорогу. Это опасно, но все-таки лучше, чем идти сквозь чащу. Посадками далеко не уйдешь.
Вдоль шоссе тянется высокий черный забор шахты. Конца его не видно. Однако, где-то тут, недалеко, должны быть еще одни ворота, третьи. Ага, вон они… Около будки прохаживается полицейский. Дальше, на углу, вышка. Часовой не страшен: если он откроет стрельбу, они сразу уйдут вправо, к мосту, проскочат его и побегут к лесу. Только бы пройти этот проклятый забор!..