Новоженов и Зуев, затаившись, с нетерпением ждут, когда гитлеровцы приблизятся. Но вот уже видны лоснящиеся крупы коней, длинная зеленая повозка. Новоженов, бросил гранату. Она взорвалась под телегой, не задев ни солдат, ни лошадей. Испуганные кони бешено рванули, понесли. Другие повозки с громом покатились за ними. Партизаны открыли огонь, но было уже поздно. Они просчитались: гитлеровцы бросились вперед, а не назад… И тут партизаны услышали дикий, отчаянный крик:
— Держи! Держи!
По дороге, размахивая руками и истошно крича, бежал Митя. Можно было подумать, что гитлеровцы ограбили Митю и увозят его добро…
— Держи! Держи!
Повозки и Митя скрылись за поворотом.
Новоженов не успел опомниться, как неожиданно справа показалась машина с немецкими автоматчиками. Оставалось только одно — быстро отойти в лес.
Домой партизаны вернулись мрачные, удрученные неудачей. Ужинать никто не стал. Молча, не глядя друг на друга, разбрелись по землянкам.
Больше всех переживал Новоженов. Всю ночь ворочался с боку на бок, сокрушенно думал: «Эх, растяпы, растяпы… Разве так надо было делать засаду? И Митю потеряли! Митя, Митя…»
Новоженов поднялся, как только рассвело. Он должен был вместе с Шукшиным отправиться за канал, к Марченко. «И как я в глаза командиру посмотрю… Ни слова вчера не сказал. Лучше бы уж выругал!»
Выйдя из землянки, Новоженов оторопело остановился. На стволе поваленной сосны сидел Митя и чинил пиджак. Рядом на траве лежала новенькая винтовка.
— Митрий! Чертяка ты рыжий! — радостно закричал Новоженов. — Где же ты пропадал, увалень проклятый?
— Вчерась еще возвернулся, к ночи.
— Куда вернулся? Сюда?
— А куды ж еще-то? Дом наш далеко. На Байкале живем. Гляди-ка, ядрена палка, что эти чертовы фрицы сделали! — Митя поднял свой серый, довольно потрепанный пиджак, в двух местах пробитый пулями. — Вещь еще гожая, можно сказать новая, а они дыр понаделали, стервы…
— Ты мне мозги не вкручивай. Я тебя спрашиваю: где ты был? Почему ты мне не доложил о своем прибытии?
— Я же говорю, что тута был. В траве ночевал. — Митя надел пиджак, обиженно вздохнул. — Опять бы ребята смеяться начали, ежели пошел в землянку…
— Это ты зря, Митя. Ребята по-дружески с тобой, а ты… — Новоженов взял винтовку, передернул затвор. — Добрая винтовка! Как же ты ее взял?
— Она мне, ядрена палка, сама в руки далась, — заулыбался Митя. — Телегу-то как о сосну навернет: одна колесо сюды, другое туды… Фрицы, значит, кто куды, а винтовки в кусты полетели. Я бы и вторую взял, вот те крест, да малость не поспел. Автоматчики, паскуды, налетели. Кой-как убег…
Эту историю партизаны не могли без смеха вспоминать. Но с тех пор отношение, к Мите изменилось. Он добыл оружие, стал полноправным бойцом партизанского отряда.
* * *Шукшин и Новоженов пришли в лес к Марченко. Матрос, увидев их на тропе, обрадованно кинулся навстречу.
— Знаете, кто пришел? Михаил Модлинский!
— Браток?! Да где же он? — Шукшин, нетерпеливо отстранив Марченко, пошел вперед.
— Здесь я, Константин Дмитриевич! — Браток, лежавший у дерева, с трудом приподнялся. Шукшин взглянул на него и вздрогнул. Все лицо Братка было покрыто багровыми шрамами, в коротко остриженных жестких волосах блестела седина.
— Все-таки пришел… На карачках… Спасибо вот другу, вывел! — Браток взглянул на высоченного парня, стоявшего в стороне.
«Везет нам на богатырей. Один к одному!»— подумал Шукшин, разглядывая парня.
— Ты из нашего лагеря? Я тебя там не видел…
— Не видели, — коротко кивнул парень. — Я всего десять дней был в лагере. Лагерь для меня место неподходящее!
— О, вот ты какой! — улыбнулся Шукшин. — Ну, давай познакомимся. Я подполковник Шукшин, командир отряда.
— Матрос Сергей Белинский! — Парень протянул огромную ручищу.
Он рассказал о себе: до войны плавал на торговых судах машинистом. Бывал во многих странах, был и тут, в Бельгии, — привозили лес для бельгийских шахт. Дрался в Севастополе, в морской пехоте. Взяли в плен раненым.
— У самой воды они меня взяли, в Камышовой бухте. Я видел, как они кинулись ко мне, а подняться не мог… — закончил он короткий рассказ, и лицо его стало угрюмым.
— Камышовая бухта… — шумно вздохнул Браток. — Увижу ли ее?
— Поправишься, Браток, поправишься, — сказал Марченко, ласково обняв друга за плечи. — Мы с тобой живучие. Меня тоже порядком помяли… Тут сосны, море близко. Слышишь, как морем пахнет? Я его за сто верст чую.