— На Чукотке мобилизованы ездовые собаки, десятки упряжек в полной готовности, везу информацию…
— Пятнадцать строк, — сухо прервал мои восторги Тихон Беляев.
— Пятнадцать? Об упряжках? Смеетесь вы, что ли… Там же опытнейшие каюры! Вот увидите: они и спасут челюскинцев…
— По снегу или ровному льду нарты, разумеется, пройдут отлично, но ведь там торос на торосе. А трещины, а разводья?
— Откуда известно, что на пути встретятся широкие разводья? Быть может, льды уже сплотило…— неуверенно возразил я, с грустью сознавая, что возведенная мною хрупкая романтическая постройка рушится.
Знатоки Арктики сходились на том, что самое надежное средство спасения челюскинцев — авиация. Между материком и лагерем, говорили они, природа создала ледяную преграду, недоступную для самого мощного корабля. Правда, зимою на Крайнем Севере летать очень тяжело: темно, пурга, низкая облачность. Нелегко отыскать в белых пространствах Чукотского моря маленький лагерь полярников, но еще сложнее — добраться до Уэлена или Ванкарема. От ближайших авиационных баз в районе Хабаровска и в Приморье до Чукотки — пять тысяч километров. Воздушный путь проходит над безлюдной тундрой и горами, там нет ни оборудованных аэродромов, ни радиостанций. Скорость рейсовых самолетов сто шестьдесят — сто семьдесят километров в час, а проходить без посадки они могут лишь несколько сот километров; бортовых радиостанций и приборов для полетов вслепую на этих машинах нет…
И вот с такой техникой, в разгар зимы наши летчики отважились на борьбу. Их мужество, уменье, самоотверженность решали участь ста четырех советских людей.
Первым из Москвы на Восток отправился Михаил Васильевич Водопьянов. Этого смелого летчика знали в дальневосточных краях. В начале тридцатых годов он летал на линии Хабаровск — Сахалин, разведывал морского зверя в Охотском море, спасал рыбаков и зверобоев, унесенных на оторвавшихся от берега льдинах.
За год до гибели «Челюскина» Водопьянов, торопясь с почтой из Москвы на Камчатку, потерпел возле озера Байкал катастрофу; бортмеханик погиб, летчик получил серьезные ранения. Спустя несколько месяцев мы встретились в редакция. Широкоплечий, рослый, с зачесанными кверху черными волосами и тонкими морщинками на молодом лице, Водопьянов, энергично жестикулируя, рассказывал о катастрофе. Меня удивило странное выражение его лица: говоря о серьезном, он почему-то улыбался, но как только умолкал, становился угрюмым. Присмотревшись, я понял, что это последствия операции: на бровях, переносице, лбу и подбородке хирурги наложили два десятка швов; они-то временами и придавали лицу пилота подобие улыбки. «На полгода выбыл из строя», — жаловался Водопьянов.
Снова я увидел его в тот день, когда первый советский стратостат поднялся на высоту девятнадцати тысяч метров. С Центрального аэродрома журналисты следили за полетом. Гигантский шар превратился в чуть заметное пятнышко на небосклоне. В том же секторе неба едва различалась черпая точка — самолет Водопьянова. Минут пятнадцать летчик набирал высоту, но вдруг стремительно пошел на снижение. Подрулив к стоянке, Водопьянов заглушил мотор и, тяжело дыша, перевалился через борт кабины:
— Черта с два догонишь! Кажется, совсем близко, гондолу видно, а не достать — высота. На пятой тысяче метров пришлось распрощаться…
После гибели «Челюскина» летчик приехал в редакцию и, по обыкновению, зашел в «царство новостей». Узнав, что Водопьянов в отделе информации, собрались журналисты; всех интересовало, как он оценивает положение челюскинцев.
— У меня это вот где засело, ни о чем ином не думается, — говорил пилот, выразительно прикладывая руку к груди. — Мне надо лететь туда, мне! Машина есть, все готово. Мой «Р-5» оборудован для дальних рейсов, поставлены добавочные баки, могу взять тонну горючего. Лучшей машины для Севера не сыскать…
— А может самолет опуститься в лагере? Лед выдержит?
— Факт! Помните, как искали у Шпицбергена экипаж дирижабля «Италия»? Бабушкин сделал тогда пятнадцать посадок на лед. Заметьте, никто для него площадок не готовил, состояние ледяных полей он определял с воздуха, так сказать, на глазок. Чем же чукотский лед хуже? Безусловно выдержит. В лагере почти сто мужчин, они могут подготовить посадочную площадку. Эх, не о том моя забота!
— А о чем?
— Получить разрешение на полет!
Ему посоветовали письменно изложить свой план. Предложение летчика редакция отправила в правительственную комиссию, и вскоре Водопьянов транссибирским экспрессом мчался на восток; его «Р-5» поместили на платформе, прицепленной в хвосте поезда. В Хабаровске пилот намеревался присоединиться к летчикам Талышеву и Доронину. Всем им предстоял перелет протяжением в пять тысяч километров. Зимою между Хабаровском и Чукоткой еще никто не летал.