На второй остановке в вагон сели музыканты, начавшие исполнять темпераментную песню в сопровождении аккордеона, тамбурина и — невероятно — контрабаса. Пассажиры не обращали на них внимания, но Томас бросил им в шляпу пару евро. Когда музыканты прошли в следующий вагон, Томас подумал, что ему надо бы тратить деньги поосторожнее. В конце концов, у него больше не было источника доходов.
Примерно четверть пассажиров поезда составляли туристы, среди которых было несколько американцев. Одна группа сидела рядом с Томасом: бледные, грузные, в нелепых светлых нарядах и бейсболках. Они громко разговаривали между собой, непрерывно щелкая фотоаппаратами, и недоуменно изучали иностранную валюту, словно надписи на банкнотах были на санскрите. У Томаса мелькнула мысль, что они похожи на актеров, играющих роль туристов.
Он подумал, что в поезде, конечно же, есть и другие люди, не привлекающие к себе внимания, остающиеся незамеченными.
Оглядев соседей, Томас заключил, что это маловероятно, хотя и не мог точно сказать, что именно определяет итальянцев как таковых. Смуглая кожа, карие глаза и копны густых черных волос доминировали, однако их ни в коем случае нельзя было считать непременным условием. Наверное, все дело было в том, как они одевались и вели себя. Именно это делало их такими подозрительно выделяющимися. Изящная небрежность превращала даже самое заурядное лицо в поразительную загадку. Американкой могла быть разве что та женщина в коричневой монашеской рясе, которую Томас встретил в обители.
Железнодорожный путь проходил вдоль побережья, и Томас смотрел на синеющее справа Тирренское море с рыбацкими лодками и берег из черной вулканической лавы.
Поезд проследовал две остановки с одинаковым названием Эрколано, с одной из которых, наверное, можно было бы попасть в древний город Геркуланум, если бы эти слепые поиски имело смысл продолжать в другом месте. Пока, не имея понятия о цели поисков, не уверенный в том, что сможет найти что-либо стоящее, Томас сильно сомневался в успехе. У Найта возникло смутное чувство, будто на него возложена некая миссия, которое лишь усиливало его беспокойство и неуверенность, однако по большому счету он ничем не отличался от туристов. Эта мысль ввергла Томаса в уныние.
Но только когда он вышел из поезда на станции в Помпеях и впервые увидел это место, до него окончательно дошла бесконечная сложность стоящей перед ним задачи. Речь шла не о кучке развалин, утыканных скульптурами, не о скоплении колонн на одном или двух акрах уцелевших мозаичных полов. Место раскопок оказалось просто огромным. Это был целый город, улицы которого расходились во все стороны на многие мили.
«Черт побери, и что мне делать дальше?»
Для начала Томас купил путеводитель в глянцевой обложке и потратил десять долгих минут, изучая в тени пальмы план развалин, отмечая все объекты, перечисленные в тетради Эда.
— Впечатление довольно угнетающее, вы не находите? — послышался голос.
Подняв взгляд, Томас прикрыл ладонью глаза, защищаясь от солнца, и увидел ту монахиню из поезда.
— Да, немного, — сказал Найт, поднимаясь на ноги. — Мы находимся вот здесь, правильно? — спросил он, тыча в план пальцем.
— Нет, — сказала монахиня. — Мы у Морских ворот, вот здесь.
— Черт побери, — пробормотал Томас и тотчас же поправился: — Извините. Я не хотел вас оскорбить.
— Ничего страшного. Я прекрасно понимаю, что большинство людей употребляют эти слова не в буквальном смысле.
— Да, — подтвердил Томас, несколько успокаиваясь. — Вы правы.
Монахиня улыбнулась. Ей было лет тридцать, возможно, чуть больше, хотя точно определить возраст женщины было трудно, поскольку ряса и головной убор оставляли открытыми только лицо и кисти рук. На шее у нее висело серебряное распятие, талию охватывал белый шнурок, а на ногах Томас заметил тяжелые сандалии с пряжками. Если она и была итальянкой, то английским владела безукоризненно.
— Я не хотела вам мешать, — снова улыбнувшись, сказала монахиня, отступая назад, словно намереваясь уйти. — Я просто подумала, что вы заблудились. Ваше лицо показалось мне знакомым, но, наверное, я приняла вас за другого.
— Скорее всего, — согласился Томас. — Я только что прилетел из Штатов. Из Чикаго.
Монахиня нахмурилась, покачала головой и сказала: