— И каким же образом я разлагаю эту дисциплину, в то время как весь советский народ, возглавляемый коммунистической партией под руководством товарища Сталина, напрягает последние силы в борьбе с коварным врагом? — цитирую я комиссара.
— Аполитично рассуждаете, товарищ Доможиров. Наговариваете на нашу политическую систему.
— И каким образом я умудрился аполитично наговорить на нашу политическую систему, — повторяюсь я, пытаясь понять, откуда дует ветер.
— А кто предлагал варить суп из ампутированных конечностей, чтобы кормить раненых, это же дикость какая-то, каннибализм. — Возмущается военком.
— Ваши источники что-то путают, товарищ батальонный комиссар. Такого я точно не предлагал, даже в бреду. — Смотрю я прямо в глаза главному воспитателю.
— Но есть же свидетели, и у меня тут написано… — замолчал он на полуслове.
— Да такое на любом сарае написано, а на самом деле там дрова лежат. А бумага, она всё стерпит, даже если какой-то подлец оклевещет честного человека, она даже не покраснеет, это не яйца. — Проверяю я комиссара на знание опиума для народа.
— А причём тут дрова? — пропускает он мимо ушей вторую часть моего ответа.
— А при чём тут каннибализм? — по-еврейски оппонирую я.
— Подождите, товарищ Доможиров. А кто тогда говорил, что в нашем госпитале плохо кормят? — находит он нужный аргумент в споре.
— И такого я тоже не говорил. У меня вся палата в свидетелях, можете у любого спросить.
— А кто тогда говорил, что суп жидкий? — снова посмотрев в лежащую перед ним бумажку, спрашивает комиссар.
— А какой ещё должен быть суп? Конечно жидкий. Густой суп, это не суп вовсе, а кулеш. — Проявляю я свои познания в кулинарии.
— А каша? Кто говорил, что каша жидкая?
— Про кашу говорил. На фронте нас такой же кормили, но это когда наш полк попал в окружение. — Привожу я уже свои контрдоводы.
— Вы были в окружении, товарищ сержант?
— Я воевал в окружении, вместе с полком. Уничтожая живую силу и технику врага. — Выделяю я интонацией слово «воевал», сделав на нём ударение.
Комиссар как-то сразу сник, посмурнел, глаза у него потухли.
— Можете быть свободны, товарищ Доможиров. И следите за своим языком, а то «слово не воробей — вылетит не догонишь». — Заговорил он пословицами.
— Слово не воробей, а «Всякого интенданта через три года исполнения должности можно расстреливать без суда. Всегда есть за что.» — Цитируя я Суворова.
— Что вы сказали, товарищ сержант? — уставился на меня комиссар.
— Это не я сказал, а Александр Васильевич. — Не отвожу я свой взгляд, пытаясь понять, кто передо мной сидит.
— Про Александра Васильевича Суворова я в курсе. Но я так понимаю, — это был намёк?
— Почему же намёк. Без расхищения социалистической собственности, а также продуктов питания здесь не обходится. Потому и каша жидня, и в супе из жиров только соль, и той мало.
— Есть доказательства? — загорелись глаза у комиссара.
— Я эти доказательства каждый день с тонюсеньким кусочком хлеба съедаю.
— Ну, это не доказательства. Всем сейчас трудно, просто такие нормы отпуска продуктов сейчас установлены.
— Хорошо. Давайте поговорим о нормах. Листок бумаги и карандаш у вас найдётся, товарищ батальонный комиссар? Чтобы наглядно продемонстрировать эти нормы. — Пододвигаю я свой стул ближе к столу, а получив требуемое, составляю небольшую табличку, комментируя написанное.
— Согласно нормативным документам расходная выдача продуктов на одни сутки для раненых составляет:
— хлеба ржаного и пшеничного — 600 грамм
— крупы разной — 100 грамм
— мяса — 120 грамм
— рыбы — 50 грамм
— масло коровье — 40 грамм
— овощи свежие или переработанные — 750 грамм
— молоко — 200 грамм
— макароны — 20 грамм
— сахар — 50 грамм
— фруктовый сок — 100 грамм
— Остальное по мелочи, творог, сметана, чай, кофе, махорка. — Заканчиваю я рисовать буквы.
— Что-то не ощущаю я этого суточного рациона в своём желудке. Особенно мяса, рыбы, молока. Какой-то жир в супе иногда плавает, но масла я ни разу не видел, и в жидкой каше его тоже нет, судя по вкусу. Ваш главный интендант случайно не еврей? — констатирую я факты и задаю вопрос.
— А причём здесь национальность? — задаёт встречный вопрос комиссар.
— Значит угадал. И завскладом хохол. Про окружные склады я вообще молчу. Там с чёрного хода нужно поставить два станковых пулемёта, ручные боюсь не справятся, стволы перегреются. — Намекаю я на расхитителей народного добра.
— Но я же сам лично контролирую отпуск продуктов на кухню. То, что есть на складе, выдают по расходной ведомости. — Почему-то оправдывается комиссар.