— Всё так серьёзно? — Смотрит он мне в глаза.
— Более чем. И будьте поосторожней. Там у меня не только личные вещи и награды, но и гранат немного. — На всякий случай предупреждаю я.
— Хорошо. Оставляй, коли так. В уголок вон поставь, под лавку. У нас в штабе немецких шпионов нет.
— А вы в этом точно уверены? — снова юморю я.
— Уверен. — С сомнением говорит Капитоныч. — Ни пуха. — Желает он мне удачи.
— К чёрту. — Посылаю его в ответ.
На выходе нос к носу сталкиваюсь с комиссаром, и замираю по стойке смирно, приветствуя старшего по званию. Карабин у меня на ремне, так что рукой не машу.
— Товарищ Доможиров? — Узнаёт он меня.
— Так точно. — Подкалываю я замполита.
— А вы куда? — поморщился он, услышав такой ответ. Но всё-таки не стал делать мне замечание.
— Так, в штаб дивизии. В прокуратуру вызывают.
— Вы это, поосторожней там будьте. И что-то я ещё хотел спросить? — задумался комиссар. — Вспомнил! — Прямо как Ньютон прокричал он, когда тому на голову свалился кирпич, или яблоко, тоже не помню, давно это было. — Вы же у нас комсомолец?
— Да. — Подтверждаю я его догадку.
— Тогда обязательно зайдите к ответственному секретарю ВЛКСМ и встаньте на комсомольский учёт. — Жестикулирует он поднятым вверх, пальцем правой руки.
— А к безответственному секретарю можно зайти? — снова зачем-то шутю я.
— К безответственному нельзя! — отрубил комиссар. — И следите там за словами.
— Разрешите, идти?
— Идите. — Отпускает меня замполит, предупредив, чтобы я следил за базаром.
До Елизаветовки, где располагался штаб нашего артполка, топать мне километров шесть с гаком, и ещё километр до Ново-Александровки, где находилась военная прокуратура и другие штабные и вспомогательные подразделения дивизии, поэтому бодро вышагиваю по левой обочине дороги, соблюдая все правила уличного движения. Негромко напевая задорный мотивчик из творчества Михаила Круга.
А в тверском ГПУ молодой оперок шил дела с пролетарским размахом.
На столе у него я прочёл некролог, и кольнуло в груди под рубахой…
А потом решил приколоться и перевести эту песню с блатного на нормальный, почти русский язык. Как это сделал Доцент в советском фильме про джентльменов удачи. Всё-таки блатной жаргон или феню я по песням Круга и изучал, ну почти. Был в этом и некий смысл. Чтобы при прокурорских не «ботать по фене», а то ещё примут за матёрого уголовника, у которого восемь ходок — семь пятнашек, и всё за огурцы. Вот только толковый следак или опер, вряд ли купится на это фуфло, на котором разговаривают типа крутые перцы, считающие себя блатными авторитетами в моём времени. Фуфлогоны они, а не авторитеты, а феня, льющаяся из всех динамиков, это уже не тайный язык офеней, а блатная тарабарщина. Так что как говорил великий, не знаю кто — «Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись — смуряком отемнеешь.» И я занялся народным творчеством, чтобы скоротать время в пути. Вначале напевал куплет, а потом пытался его перевести.
Лёха Чиф, фармазон, подогнал фуфеля, скрасить вечер за стирами в очко.
Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! — я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.
Веня лепень одел и расплавился весь, пальцы веером: 'Здрасте, гражданка,
Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь сейф лохматый ваш вскроют, как в банке'.
Занимающийся махинациями с драгоценностями мошенник Лёха, по кличке «Чиф» или «Чих», приволок фальшивые драгоценности, чтобы шайка налётчиков могла расслабиться и скоротать вечер за игрой в карты (стиры) на конспиративной квартире. Карточная игра называлась «очко». Когда игра была в самом разгаре, в комнату решительно ворвалась эффектная девушка со стройными ногами и красивой грудью. Она была прекрасна, как свет утренней зари, и у неё был самый большой в мире нос. Она так понравилась главарю, который рассказал эту поучительную историю, что он бы с радостью согласился провести с ней остаток жизни в одиночной тюремной камере на ПЖ. Один из подельников, по имени Вениамин надел только что выигранный пиджак на обнажённый торс, чтобы прикрыть татуировки и сильно вспотел, глядя на эту красавицу. Причём не оттого, что ему было жарко, а потому что он тоже захотел на ПЖ. Сделав кистевой жест, (выставив вперёд указательный палец и мизинец, в то время как остальные его пальцы были прижаты к ладони), он раздухарился и подошёл к красотке. Вежливо поздоровался. И как всякий уважающий себя джентльмен удачи, предупредил красотулю о том, что здесь ей могут доставить немыслимое сексуальное наслаждение или просто изнасиловать. Потому что принял её за женщину с низкой социальной ответственностью, которую видимо тоже пригласил Лёха Чиф.