— Понял. — Растянул свой щербатый рот в улыбке Джафаров, выполняя мои ценные указания, пока я на глазах у стойкого Гейнца заряжал ракетницу.
— Пасть открой, сука! — Тычу я фрица толстым стволом в зубы, смотря ему прямо в глаза и держа палец на спусковом крючке. — Помнишь, как подыхал твой наводчик, с ракетой в глазнице? Вижу, помнишь. Ты просто так не отделаешься. Проглотишь ракету. — Медленно и чётко проговариваю я каждое слово. — Но сначала он отрубит тебе всё причиндалы. — Киваю я в сторону абрека.
— Ты меня хорошо понял, Гейнц? — перехожу я на немецкий. Вытащив дуло ствола из его пасти.
— Я, я. — Усиленно закивал фриц, не сводя глаз с моего пальца на спусковом крючке.
— Будешь врать или запираться, он снова тобой займётся, уже по настоящему. — Указываю я на кровожадно улыбающегося ефрейтора. — Ферштейн?
— Я, я. — Снова начал своё фриц, кивая как китайский болванчик. Пришлось дать ему подзатыльник, и добиться развёрнутого ответа. Сам знаю, что после контузии головушке бо-бо, но никто этих тварей на мою землю не звал, а скольких человек этот конкретный фриц лишил жизни, даже он сам толком не знает. Тем более этому повезло. Он не сдохнет от дизентерии в подвале разрушенного Сталинграда, а доживёт до конца войны, и может даже книжку напишет.
— Клиент для разговора созрел. — Докладываю я, войдя в горницу штаба. — Мы в кухонке подождём? Не будем мешать. А если он вдруг застесняется, мы рядом. — Выхожу я из горницы, прикрыв за собой двустворчатые двери, чувствуя, что меня начинает колотить озноб. Так что рассупониваюсь на ходу и пристраиваю мокрый ватник на тёплую печь.
— Э, куда лезешь? — раздаётся оттуда недовольный голос штабного писарчука.
— А по сопатке? — успокаиваю я его недовольство. Мне похрен, что он штабной, построю как старший по званию, и даже фамилии не спрошу.
— Ходют тут всякие, — ворчит он, отворачиваясь к стене, и нежась на тёплой лежанке.
А вот такого нахальства я уже не стерпел. Мало того, что я всю ночь ползал по лужам и промок до костей, так ещё и какая-то тыловая крыса будет меня посылать? Поэтому, дружеским тычком кулака под лопатку сгоняю с него сонную одурь, приговаривая при этом.
— Проснись, красавица. Видишь, разведка пришла, язычка привела. Так что вставай, ставь чайник, начальство чаю хочет.
— Да, пошёл ты, начальников развелось как собак… — Дёргаёт он плечом, ещё не понимая, что уже влип по самые помидоры.
Так что следующий мой удар по его горбу был уже гораздо чувствительней и «нежнее», уже с характерным звуком.
— Твоё начальство, придурок, комдив чаю хочет. Я что ли им прислуживать буду?
— У комдива свой ординарец есть, я тут причём. — Недовольно ворчит писарчук, слазя с печи.
— Да мне похрену, кто тут чей ординарец, сам его и ищи. А то денщиков развелось, как собак, а воевать некому. Пойдёшь к нам в разведку? Парень я вижу ты крепкий. Будем вместе «языков» брать, и парабеллум я тебе дам. — Снимаю я сапоги и лезу на его место, греться. А то после купания в тёплых апрельских лужах можно и ревматизм подхватить, и другие нехорошие болячки.
— Мне и тут не прокапало, — зевая, отвечает писарь.
— Ну, как знаешь. — Теряю я к нему интерес. — Полат, забирайся на печь, грейся. — Зову я ефрейтора.
— Мэста мало, не влезу я. — Заглядывает он на лежанку, даже не привстав на приступок. — Шинел только пусть рядом посохнет, а я тут, возле пэчка, на скамейка посижу.
— Ну, как хочешь. — Устраиваюсь я поудобней и закрываю глаза, наслаждаясь, обволакивающим меня теплом…
Глава 10
Так сладко под утро я ещё никогда не спал. И даже когда дюже начало припекать снизу, я только подсунул под себя в полусне чью-то шинель и лёг на спину, прогревая кости. И только голос Джафарова вернул меня к реальности.
— Вставайте, товарищ старший сержант, завтрак скоро. — Канючил он, легонько тряся меня за рукав гимнастёрки.
Делать нечего, пришлось вставать, а то этот сын степей или гордый орёл не отвяжется. Тем более наверняка жрать захотел. Слезаю с печки, обуваюсь и выхожу из избы. Покурить и взбодриться на свежем воздухе. Проведя утренний моцион, умываюсь из железной бочки и утеревшись рукавом, возвращаюсь в дом. Надо же найти кого-нибудь из начальства и доложить об убытии в расположение.
— Чайку, товарищ старший сержант? — подпускает мне шпильку вчерашний писарчук, выглядывая из-за широкой спины замполита. Странно, откуда они здесь взялись? Когда выходил, никого кроме Джафарова в кухне не было. Он и сейчас здесь. Одет и экипирован по всей форме. С шашкой на боку и с карабином на ремне.