Иногда старушка появлялась в красном чуме и доставала наперсток. Ярхадана безропотно наливала в него несколько капель спирта. Бабушка прикладывала наперсток к языку, чмокала и быстро веселела, становилась разговорчивой, вспоминая имена таежных красавцев, чей прах давным-давно смешался с землей и превратился в зеленые листья берез и тополей. По вечерам исполняли для нее хороводные танцы, в которых непременно участвовала и сама Хачагай.
Поначалу молодежь принимала все это с усмешинкой. Но кто-то сказал: а вдруг бабушка в самом деле умрет? И все поняли, как много в их жизни значила бабушка Хачагай, маленькая, старенькая, вся в лучиках морщинок, такая добрая и справедливая. С ее приездом в бригаду будто и цветов в тайге становилось больше, и птицы звонче пели, солнышко и ветерок ласковей становились. Молодежь начинала зорче видеть и лучше слышать, глядя в ее черные маленькие глазки, в которых всегда горела великая любовь к земле, птицам, травам и самым чудесным обитателям подлунного мира - людям.
Теперь парни и девушки обсуждали, как поступить, чтобы с бабушкой Хачагай не случилось беды. Они напрашивались в провожатые, но Хачагай и слышать не хотела.
- Меня проводит в последнюю дорогу мой медногрудый жаворонок, моя крошка Кучуй,- заявляла она.
Хачагай часами сидела около больного Ксенофонта Кыллахова. Он пробовал успокоить ее, но Хачагай оставалась непреклонной.
- Я помираю, ты собираешься помирать, кто же поможет молодежи? - спросил он.
- Зря, Кена, бормочешь на себя,- сердилась Хачагай.- Ты намного моложе меня. Тебя перелицевать можно, не совсем износился. Сказывала мне внучка, есть доктора такие - разрежут лягушку на кусочки, потом сошьют по рисунку - она опять живая! Скоро людям смерть совсем не, страшна станет, прогонят ее.
Она говорила, стараясь отвлечь его от хвори.
- Сын Кыллаха,- обращалась она к Ксенофонту.- Ты лучше меня знаешь парней, собирающих камни. Если им показать золотой утес, смогут они из него выковать облик солдата?
- Им помогут,- пояснял Кыллахов.
- А золотой солдат будет похож хоть одной волосинкой на моего погибшего старшего внука?
- Он будет похож на твоего храброго внука, на моих двух соколят-сыновей, на многих других дочек и внуков, погибших в войну. Надо им обязательно памятник поставить. Ведь они спасли от смерти людей, тайгу, небо, солнце…
Бабушка понимающе кивала.
- Тогда и помереть можно для такого доброго дела.
Ночью в красном чуме состоялось экстренное совещание с Кыллаховым.
- Наши парни возвращаются от Игнаша,- доложил Кена-радист.- С Улахан-горы просигналили кострами, что в наши места крадется злой неизвестный. Мы проверим все вокруг, но тайга велика…
- Кто же поможет геологам? - со слезой спросила Катя.- Они наши гости, мы в ответе. Их надо вернуть.
На рассвете бабушка Хачагай и Катя сидели в расшитых гарусом седельцах, под ними нетерпеливо переминались рослые учуги. Провожали их все, кто был в стойбище.
Быстроногие учуги легко брали крутые подъемы и ловко спускались по извилистым ленточкам тропок. Но Катя непрерывно торопила.
- Зачем так спешишь, Крошечная? - спросила Хачагай.
- Боюсь, Кирилл заблудился.
- К чему тебе, однако, такой жених, что плутает в трех кустах, как новорожденный олененок? - осуждающе сказала бабушка.- Когда он станет мужем, ты не оберешься мороки, каждый день будешь его в тайге разыскивать.
- Ты же хвалила, что он хорошо шьет торбоза.
Хачагай хитренько посмотрела на внучку.
- Когда Кирилл станет твоим мужем, ты его сразу приучай к дому. Мужчины страсть любят лесной воздух и не желают глотать домашнюю копоть,- наставительно заговорила старуха, вспомнив, как она приучала мужа.- Лучше сама ходи на охоту или паси оленей!
Доведись Кате искать одной отряд теологов, вряд ли отыскала бы - она была так рассеянна, что забывала читать «лесную грамоту». А вот Хачагай не упустила ни одной приметы, ни одной примятой травинки или сдвинутой веточки.
- Эти парни петляют, как спугнутые лоси,-~ говорила бабушка, тыча пальцем в незримые следы.
- Правильно ли они держат путь?
- Маленько туда, маленько не туда.
Хачагай долго ехала молча, разглядывая очертания высоких утесов Туркулана, осеннюю порыжелую тайгу, синеватые полоски речек.
- Ты обо мне не жалей,- заговорила она, обращаясь к Кате.- Мои старые кости устали, им нора отдыхать.