Вот конь уже совсем близко. Он прижал свои короткие, как у тигра, уши и хищно покосился темным оком. Через седло были перекинуты кожаные мешки, и всадник в меховой пыжиковой шапке, рыжей телячьей дошке и замшевых расшитых торбозах восседал, как в мягком кресле. На его коленях спал черный мохнатый пес. Пожилой всадник с изжелта-зеленоватым скуластым лицом тоже ехал с закрытыми глазами. Видимо, спал или просто дремал после утомительного пути и бессонной ночи. Одной рукой он крепко натягивал поводья, а другой опирался на заднюю луку седла.
- Надо разбудить! - шепнула Зоя.- Разобьется человек.
Орлецкий хотел было защелкать клавишами аккордеона, но Сергей удержал его.
- Не нужно,- проговорил он.- У этого старика кавалерийская закваска. Смотрите, как сидит!
- Вот это, братцы, лошадка!- теребя смоляные кудри и провожая всадника завистливым взглядом, восхитился Ром. В нем взыграло цыганское пристрастие к доброму скакуну. Эх, каким бы ветром взвился он на таком коне по горным тропам и помчался навстречу облакам, орлам, солнцу! Ему довелось мальчонкой гарцевать на тонконогом рысаке кабардинских кровей. А после, когда немного подрос, он ловил арканом и объезжал табунных коней в якутском совхозе. Иной четырехтравный дикарь чего только не вытворяет, когда на него первый раз взбирается цыганенок Ромка: и «свечки» ставит, и копытами из кремней искры высекает, и зубами лязгает; такая неистребимая сила играет в нем, что хватает на сотню километров головокружительного галопа через реки, через сопки. Ух, красотища!
Не успел всадник скрыться, как откуда-то из дальней рощи докатилось эхо.
- Ра-ра-фа-ар! - донесся высокий мальчишеский голос.
Все замолчали, вслушиваясь. Через минуту эхо вновь прокатилось по склону горы от рощи к роще. Орлецкий вдруг расхохотался.
- Ты что? - спросил его Сергей.
- От кого-то Марфа сбежала, вот ее муж и разыскивает в лесу,- не переставая смеяться, пояснил Орлецкий.
Но Белова эта шутка не рассмешила. Обеспокоенный, он приложил ладони трубкой ко рту и подал ответный голос:
- О-го-го!
Вскоре на дороге показался Кирька Метелкин. Это он окликал кобылу Арфу. Босой, в одних подштанниках, он весь был исхлестан и исцарапан ветками. Подбежав, Кирька уставился на Сергея. Подбородок его трясся, и парнишка никак не мог выговорить слова.
- То-то-то! - затотокал Кирька, как дятел выстукивает дробь о сухую лесину.
Выручил его Вадим. Он, как и все прочие, знал, что пока заика Кирька не выговорит свое «то-это», от него не жди речи.
- То…- опять начал Кирька.
- То-это,- подсказал Орлецкий.
- То-это,- повторил Кирька, благодарно взглянув на подсказчика, и продолжил:- К-кобылу увели. Л-лодку сбросили!
- Что ты сказал? - жестко переспросил Сергей.
- Л-лодку… под обрыв… об кам-мни,- подтвердил Кирька.- Я п-проспал.
- Эх, ты!..
Пусть Сергей не произнес больше ни слова, но Кирька представил, что он хотел сказать: эх, мол, комарик!
Белов взглянул на товарищей и увидел растерянные лица Зои и Вадима. Шатров, что-то соображая, потирал тонкими длинными пальцами рябинки на смуглой щеке.
- Сергей, поди-ка сюда,- позвал Вадим и направился за ближний куст ольхи, увешанный почернелыми листьями и шишечками. Оставшись наедине с Сергеем, он таинственно сказал:
- Подозреваю всадника…
- Чепуха,- возразил Сергей.- Да разве он показался бы после этого?
- Ты прав! -быстро согласился Орлецкий и тут же предложил второй вариант:- Помнишь наш спор о Шатрове? А ведь это, пожалуй, сделали его дружки.
Догадка Орлецкого смутила Сергея. Такое могло случиться. Шатров сам говорил, что над ним постоянно висит угроза воровской мести. Шестнадцатилетним мальчишкой он за кражу попал в колонию. Воры посвятили Ромку в свою веру Он давал клятву своей кровью, целовал лезвие ножа. Но воспитатели сумели убедить его, что зря губит молодую жизнь. Ромка вместе с дружком Тимой решили «завязать». Тиму воры прирезали в первый же день, когда тот вышел на свободу. С Ромкой Рябым им пока не удалось свести счеты: проворен и ловок Рябой - это знали бывшие его дружки и не рисковали нападать открыто. А вот сбросить лодку под обрыв они могли.
«Может, исключить Шатрова из отряда? - подумал Сергей.- Кто знает, что у него на душе…» Но в следующее мгновение он отогнал эту мысль. Поверив в человека, он никогда не менял мнение о нем. Тем более, что парень и так настороженно относился ко всем и как только заме-чал недоверие к себе, замыкался и неделями мог не проронить ни слова. Только желваки играли на скулах. Обидишь человека напрасно - толкнешь на прежнюю стежку.