Кровь ударила в голову Боду. Красный камень, как вызов! Как объяснить, что это, как понять?
Бод посмотрел пристально вслед этой Анне, и она, конечно же, обернулась
Обернулись и две её дочки, всегда и везде следовавшие за ней по пятам.
Он глянул на девочек: на одну, на другую - похожих, как две капли воды, - целясь взглядом на детские выпуклые лбы, меж бровей. Дети отвлеклись, завозились у мамкиной юбки: принялись водить по земле новеньких глиняных коровок.
- День добрый, Анна! - сказал чародей.
-Добрый день вам! - просто ответила Анна, хоть с любым другим мужчиной она бы и говорить не стала. Ушла бы, заслонив лицо концом намитки. Так поступала она, и за это над ней подшучивали городские - ладно бы, юная девчонка, на которую впервые загляделся казак, от смущения не знает, куда деть лицо и прячет его в ладонях.
- Я принесу мёда тебе и твоим деткам, - сказал Бод, заглянув Анне в глаза и вдруг перестав видеть всё вокруг. - Угощу. У вас нет своего мёда. Я принесу мяту, и зверобой, и материнку, и руту. Будете заваривать зимой, будете здоровы.
Он говорил медленно, веско, обдумывая каждое слово. Знал, чувствовал, что словами торит незримую дорогу, по которой теперь пойдёт жизнь этой женщины и её детей.
И взглядом сверлил красавицу и ничего не мог поделать с собой.
- Мой мёд вас порадует, мои травы будут на здоровье.
Он сделал упор на слово 'мой', - разговор с Анной был не простой беседой: любое не к месту сказанное слово могло притянуть за собой...
"Ведаешь, чародей: не должно быть сейчас ни одного не к месту сказанного слова!"
- Благодарю. Я буду ждать. Я буду рада, - ответила Анна без тени смущения, спокойно и прямо продолжая глядеть ему в глаза, - приходите сегодня на вечерю. - Бархатный голос музыкой прозвучал для ушей диковатого бортника.
Какие у неё очи с длинными густыми ресницами!
Да они распахнуты навстречу чародею!
Бода поразил и её взгляд, и её ответ. Первый их разговор. Не так должна отвечать чужому мужчине женщина.
Бод, удивляясь и недоумевая, что незнакомое, не испытанное прежде чувство - внезапная страсть, - разливаясь по жилам, застало врасплох и мешает соображать, попытался собрать спутавшиеся мысли. Её слова, безупречно выстроенные, лишены обыденной шелухи. Это могло значить, что Анна знает и пользуется Великим Законом, одна из главных заповедей которого - "Вначале Было Слово" - никогда не скрывалась, но, как всякое могущественное средство, для большинства людей оставалось тайной за семью печатями...
Бод решил отвести взгляд и прервать разговор. Но испугался. Вдруг оборвётся незримая связь между ними? А он... да он просто оглушён силой её женского естества, - и что теперь? И Бод, у которого голова шла кругом, медленно кивнул, соглашаясь, не спуская с Анны пристальных глаз. Ещё была возможность отступить и всё обдумать.
- Я приду к тебе сегодня вечером, - сказал он негромко. - Так.
И повторил, закрепляя, словно припечатал:
- Я приду и принесу всё, что обещал. Вот - и - будет - всё - к добру - и к ладу.
А в висках билась кровь и ему, впервые в жизни, хотелось кричать: 'Я отдам тебе всё, что у меня есть, только сумей принять это - не испугайся, не ужаснись, не отвергни!'
Осенью рано смеркается.
Бод шёл к дому, приютившему Анну.
В этом большом доме с просторным двором, на котором с трёх сторон разместились хлева, клети, конюшя, баня, добрый погребец, в доме, стоявшем в посаде, жили под одной крышей три поколения: старики-родители, почтенный хозяин Кондрат - отменный сницер*, мастер, каких мало! - со своей хозяйкой и десять их детей.
Из десятерых двое - девочка и мальчик, - приёмыши, рано осиротевшие крестники хозяйки Марьи. Но в семье не делили детей на своих и чужих, и городские, зная, что Кондрату это не понравится, не часто вспоминали о сиротстве Ульяны и Кастуся.
Бод отметил про себя, что в доме равно мужского и женского: мальчики и девочки рождались поочерёдно. Стоило только переехать сюда Анне с двумя мелкими девчонками, как дом сразу восстановил это редкостное равновесие: три старшие дочки упорхнули из семьи, были выданы замуж за достойных мастеров.
Сейчас на скамейке возле хаты Кондрата толклись младшие.
Их сегодня покормили первыми, вдоволь напоили крепким сладким варом из долго томившихся в печи мелких груш, и хозяйка, выложив все груши в большую деревянную миску, отдала лакомство детям и выпроводила во двор, чтобы не мешали взрослым посидеть за столом в праздничный вечер. А посидеть собирались на славу: к вечере приготовили баранину. Известное дело: если пожалеть, не зарезать барана на Рождество Богородицы, то его зарежет волк. Этот праздник, приходившийся на дни сытой осени, назывался в народе Богач.
Бод, с липовым бельчиком,* полным мёда, шагнул к дверям. Янтарная капелька нарочно оставлена на крышке нового бельчика. Подойдя к двери, он подхватил капельку пальцем, незаметно мазнул по двери: "подмазал" - хотел понравиться этому дому. Переступил порог, поздоровался.
Появление его вызвало немое удивление.
Хозяйка даже мыслями разбежалась: по какому делу пришёл человек в святой вечер?
Но Анна поднялась со своего места, подошла к печи, положила руку на мазаный глиной печной бок. Старый знак, понятный. Гость пришёл к Анне, и он - желанный гость.
Хозяин не сразу нашёлся: слишком долго молчала Анна, а когда и заговаривала, то говорила странно и мысль её то и дело ускользала от слушавшего. Все оставили молодую вдову в покое, предоставив жить по своему разумению.
Второй сын Кондрата, - Иванька, - отшатнулся в угол, подальше от света лучника, чувствуя, что загорелось его лицо, запылали уши. Вежливо поздоровался с гостем и поспешил выйти на вольный ветер, охладить горячую голову.
Хозяин, думая о своём, тут же смекнул кое-что: прикинул, что Аннин заработок за золотое шитьё семье не лишний, а пятнадцатилетняя Ульяна, глядишь, через год-два запоёт замуж и нужно будет собрать и этой девке приданое....
Почтенная хозяйка словно в первый раз увидела широкоплечего бортника, который не стар и крепок: тридцати годов, не больше. Подумала: эх, заберёт этот человек Анну из дома! А сердце уже успело прикипеть к тихой, странной племяннице, делившей с хозяйкой бесконечные женские хлопоты. С появлением Анны ни разу не выплеснулась из тяжких вёдер вода, ни разу не просыпалась соль, не стреляла искрами печь, не затухали без причины лучины - батюшка-домовой, видать, был доволен. А тут - налетел сокол, выхватит их молодушку, унесёт! И как-то ещё девочкам-двойняшечкам заживётся с отчимом: ишь, как лицом строг?
И пока вертелись в головах людей мысли хороводом, пока, собравшись с мыслями, стали они исполнять все положенные слова и движения житейского танца под названием встреча гостя, - Бод и красавица Анна смотрели друг другу в глаза, и время для них остановилось. Незримый мост, через который души общаются напрямую, не нуждаясь в словах, внезапно построился между ними.
- Вечер добрый, Анна! - мысленно произнёс Бод, чувствуя, что от одного взгляда на неё бешено заколотилось в груди.
- Вечер добрый, мой милый! - мысленно ответила Анна, - как стрелу пустила в неистовое мужское сердце. Её глаза изменили цвет.
Обещание! О-о-о - это обещание! О, как же он попался! А ведь было время подумать! Вот, смотри - у неё глаза как омуты. Он умеет договариваться с диким зверем, но не может противостоять этой женщине.
Растерянный чародей в смятении почувствовал, что его уносит. Он теперь ни там, не здесь: на какое-то время словно погрузился в лёгкое золотисто-сиреневое сияние - невиданное, тёплое, нежное, - исшедшее от Анны вместе с её словами. Он решил не думать, не сопротивляться, - пусть будет, что будет! И открылся, и позволил этому свету обогреть его.