Стукнув кулаком по подоконнику, Соверен спустился вниз, одел пальто и вышел из дому. Абрахам ему, кажется, велел гулять. Что ж, последуем рекомендациям.
Дорожка к воротам была усеяна листьями. Соверен распинал их, вышел за ограду, высматривая Эмерса и экипаж.
— С дороги! — рявкнуло вдруг над ухом.
Соверен отскочил, и мимо, пыхтя и волоча за собой шлейф угольно-черного дыма, прокатила паровая повозка. Водитель в кожаной куртке, в очках, в перчатках, с закопченной до носа физиономией, погрозил ему кулаком. К повозке была прицеплена тележка, на краю ее сидел кочегар и подбрасывал уголь в топку. Направлялся водитель, судя по всему, к речным пакгаузам.
Соверен чихнул. Он прогулялся до края ограды, к фонарю, висящему на высоком столбе. Разобрать, эфирный ли это фонарь, у него не получилось. Вечером, должно быть, зажгут.
Ярдах в сорока плыли в тумане дома. Морхилл, бывший уютным загородным местом, стремительно превращался в городской район.
Впрочем, подумал Соверен, на их с Анной век уединения хватит. Для этого нужно всего ничего — найти Матье Жефра, инженера-убийцу. Невысокого, курчавого, голубоглазого.
— Сэр!
Задумавшись, Соверен не заметил остановившуюся рядом двуколку с поднятым верхом. На скамейке сидел усатый слуга Смитсонов — кажется, его звали Шелби. Из глубины двуколки выглядывал Эмерс.
— А вы куда, Эмерс? — спросил Соверен, забираясь в коляску.
— Как вы и сказали — к миссис Фрауч.
— Ах, да!
— Доброе утро, сэр, — сказал Шелби и стегнул лошадь.
Особняк спрятался за деревьями, оплыл, растворился, мелькнул пустырь, и двуколку затрясло на камнях мостовой, потянулись дома, неопрятные, приземистые, дощато-полосатые, сдавили улицу. Дымное небо над коляской стиснули остроконечные крыши.
Они повернули с Тиботи-стрит на Черри-лейн, вывески "Сдоба" и "Брадобрей Чеснат" проплыли над кожаным верхом.
На углу Эмерс сполз с двуколки.
— Театр вон там, сэр, — показал он пальцем на каменный дом в три этажа с широким козырьком-навесом из стальных прутьев над входом.
— Я понял, — кивнул Соверен и хлопнул по плечу Шелби. — Давай-ка, приятель, в Неттмор, на Кэфулл-стрит.
— Ну и желания у вас, сэр, — хмыкнул Шелби.
Одобрительно это было сказано или с сомнением в умственной полноценности желающего, Соверен так и не понял.
До таверны "Фалькаф" Соверен, впрочем, добирался уже пешком.
Толпы нищих, безработных и матросов, заполнивших Виллидж-роуд, заставили Шелби развернуть двуколку на въезде.
Сунув руку в карман с револьвером, Соверен бодро зашагал по грязной, сальной на вид мостовой мимо тесно жмущихся друг к другу домов.
Серый камень. Пыльные окна. Серые вывески. Серые платья сидящих рядком на тротуаре женщин. На их изможденных лицах не было и толика интереса ни к жизни, ни к Соверену — только усталость.
Вокруг него, клянча мелочь, тут же закружилась детвора. Одна девочка, предлагая кресс-салат, бесстрашно ярдов тридцать шла перед ним спиной вперед.
— Купите кресс, добрый господин. Он свежий. Купите, пожалуйста.
Грузчики, носильщики, пьяные докеры и мусорщики хмыкали и сходили с ее пути.
— Сколько? — сжалился Соверен, глядя на худые щеки и запавшие глаза девчонки.
— Четверть пенни.
— Черт! — огорчился Соверен. — Вот тебе целый.
Монетка растворилась с ладони в мгновение ока.
— Благодари вас Бог! — девочка сунула ему в руку ком вялого салата. — Он свежий, вы не смотрите, что помялся.
— Я и не смотрю.
Соверен хапнул пучок ртом.
— Дядя, а хотите я вам колесом пройду? — закричал мальчишка в картузе с надорванным козырьком. Он даже сделал неловкий кувырок, врезавшись в ногу торговца льдом.
— И я! — дернул за рукав Соверена другой мальчишка.
— А мы вам споем! — еще два малолетних оборванца встали прямо перед ним. — Боже, храни, нашего великодушного короля-я…
— Стоп! — Соверен порылся в кармане. — Два пенса на всех, и вы идете ко всем чертям!
— Да, сэр! — чуть ли не хором радостно ответили дети.
Пенсы упали на камни мостовой.
Обогнув нарождающуюся кучу малу, Соверен миновал несколько лачуг, первые этажи которых занимали кофейни, магазинчики дешевой еды и пивные и окунулся в настоящее столпотворение.