Расплывшись в улыбке, я смутилась и в то же время почувствовала умиротворение. Но в один миг всё исчезло: раздалась противная трель будильника, и я резко открыла глаза.
К сожалению, я проснулась, ещё и дома. Надо же, какие странные сны мне снятся... Всё казалось очень реалистичным.
Выключив будильник, я снова откинулась на подушку и начала рассматривать размытые очертания комнаты, которая находилась в одной постройке с кухней. Здесь раньше жила покойная бабушка по папиной линии, а теперь я тут ночевала, когда приезжала на выходные, чтобы не просыпаться от детских криков по утрам. Сначала в первый год после смерти бабушки мне было немного жутко находиться в её комнате, но потом я привыкла и поняла, что здесь намного спокойнее, чем в доме. Правда, постепенно в комнате стали складывать всякий хлам, но всё же тут лучше спать, чем под боком с детьми.
В доме у меня больше не было собственной комнаты – её отдали Василисе. Глубоко в душе я чувствовала обиду. Да, я уехала учиться в другой город, но теперь, когда возвращалась в родной дом, я чувствовала не уют и нотки ностальгии, как все нормальные дети своих родителей, а холод и отчуждённость. Иногда мне казалось, что дома для меня теперь нет места. И в физическом, и в моральном плане.
Страдала не только я. Давно не было собственной комнаты и у Олеси. Мы молча уступали всё детям Лены.
Отбросив негативные мысли, я прикоснулась к голове, вспомнив, как во сне меня гладил Савелий. Ощущения были настолько яркими, словно он правда это сделал. Возможно, я постепенно сходила с ума.
Взглянув на бледно-жёлтые советские обои и коричневые шторы с рюшами, я мысленно встрепенулась. Мне такой забавный сон приснился, а я вздумала грустить! Всё же хорошо! Жизнь прекрасна! Наверное...
Медленно поднявшись с кровати, я переоделась, заплела волосы в хвост и направилась в кухню. Мама уже с утра пораньше что-то готовила.
— Доброе утро, — зевнув, произнесла я и подошла к раковине, чтобы умыться.
— Доброе, — отозвалась мама. — Что будешь кушать?
— Да как обычно, бутерброды, — ополоснув лицо водой, я вытерлась полотенцем.
Я автоматически отвечала на вопрос, но понимала, что мама задавала его не просто так. Она обычно тут же начинала готовить мне завтрак, хотя я и сама в силах это сделать. Уже устала ей об этом говорить.
Мама вытащила из холодильника нужные продукты и положила на стол. В кухню пришла Лена и хмуро поздоровалась.
— Тебе с майонезом делать? — спросила у меня мама.
Кажется, атмосфера снова накаляется, и я сейчас стану предметом конфликта.
— Пусть сама себе бутерброды делает, уже не маленькая, — озлобилась сестра.
— Мам, оставь, я сама сделаю, — тихо, с неосознанным страхом внутри произнесла я.
— Что тут такого? Мне не сложно поухаживать за тобой, — бодро ответила она.
Лена фыркнула.
— Ну и продолжай лизать жопу своим любимым младшеньким. А я, как всегда, останусь тварью.
— Опять ты начинаешь! — вспыхнула мама. — Лучше иди и смотри за своими детьми! Вечно шляешься где-то!
— Не указывай, что мне делать, — бросила Лена и, выйдя из кухни, хлопнула дверью.
Моя семейка умела испортить настроение с самого утра. И жизнь теперь казалась не такой уж прекрасной.
Пребывание дома стало ещё хуже, когда я узнала, что колледж закрыли на карантин на целый месяц. Многие студенты заболели на выходных, поэтому директор решил перестраховаться и выпустить официальный приказ. Такая новость повергла меня в ужас.
Всех студентов перевели на дистанционное обучение, и для нашей специальности появились специфические требования. Нам нужно было не только отправлять конспекты лекций, но и записывать свою игру на видео, снимать каждое произведение по специальности, концертмейстерскому классу, камерному ансамблю… Я чуть ли не выла от отчаяния.
Очень сложно что-то записать, когда комната с пианино была как проходной двор, и в ней жила озлобленная сестра с младенцем. Каждый раз, прося Лену выйти вместе с Мишей, я наблюдала, как она злобно пыхтела, закатывала глаза, демонстративно резкими движениями брала ребёнка на руки и уходила в другую комнату.
Это ещё половина беды. Однажды, когда я почти полностью идеально сняла на видео одно произведение, прибежала Василиса и, ворвавшись в кадр, начала показывать мне какую-то игру на планшете и громко восторгаться ею. Я знаю, что насилие – это плохо, но тогда я едва удержалась от того, чтобы дать подзатыльник племяннице и наорать. Скоро стану такой же психически неуравновешенной, как и мои домочадцы. А может, уже стала.
Примерно через неделю Василиса «принесла» из садика какую-то инфекцию, и мы всей семьёй по очереди заболели. Несмотря на плохое самочувствие, мне нужно было продолжать свои занятия, потому что я не привыкла иначе. Думала, если сделаю хоть малейший перерыв, то потеряю многие навыки. Такую привычку – постоянно трудиться – мне привили ещё в детстве. В любом состоянии мы с сёстрами всегда шли в школу, и я правда считала, что это нормально.