Сомнения быть не могло, на этого гиганта напали те же враги, которые осаждали и наших путешественников.
С замиранием сердца смотрели они теперь на то, что могло бы случиться и с ними.
Долго длилась эта необыкновенная борьба; могучее животное почти совершенно исчезло в облаке брызг и пены, поднятом его неистовыми движениями; но вот оно стало выбиваться из сил, а немного спустя совершенно утихло, вероятно, захлебнувшись водой; его громадное тело медленно опускалось все ниже и ниже и, наконец, совершенно исчезло под водой.
Битва кончилась, победа осталась за ничтожными тварями, а гигант, который еще так недавно казался нашим друзьям столь могучим и несокрушимым, лежал теперь бездыханным трупом на дне реки, пожираемый своими бесчисленными победителями.
Долго никто не решался нарушить господствовавшего молчания, пока Ганс не обратился, наконец, со следующими словами к Иоганну, все еще сидевшему на своей черепахе.
— Ну что же, Иоганн, поплывем мы на ту сторону на нашем живом пароходе?
Бедный Иоганн мог только отрицательно покачать головой.
— Да что же это за животное? — в свою очередь спросил Бруно, обращаясь к профессору.
— Это «сиватерий», — отвечал тот, — гигантский олень, схожий, впрочем, с быком. Он водился в Индии в доисторические времена вместе с колоссохилесом, на котором сейчас сидит Иоганн. До сегодняшнего дня животные эти считались вымершими, так же как и те рыбы и растения, которые найдены нами по ту сторону реки. Но сегодня, друзья мои, нам удалось открыть на земле уголок, который, как бы сохранившись от изменений, представляет картину поразительного сходства с жизнью давно минувших тысячелетий.
— Да, да, — мрачно произнес Ганс, — я, пожалуй, могу прибавить к твоим словам, что, по-моему, сходство это заходит уж очень далеко.
— Очень далеко? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Бруно.
— Я хочу сказать, Бруно, — с расстановкой отвечал Ганс, — что твой вчерашний опыт был, кажется, удачнее, чем мы думали.
Эти слова словно громом поразили несчастных.
Глава IV
Дядя Карл со своими спутниками ищет гостеприимства у первобытных людей
руно первым пришел в себя от изумления, вызванного столь неожиданной догадкой брата.
— Неужели же Ганс, ты и в самом деле предполагаешь, что в настоящую минуту мы перенесены в столь глубокую древность! Ведь еще вчера ты не только отрицал возможность чего-либо подобного, но даже и меня убедил в нелепости такой мысли!
— Нет, нет Ганс, — лепетал Иоганн, заметно бледнея, — ради Бога, не пророчьте нам еще и этой беды!
— Я тоже склонен думать, что ты, Ганс, ошибаешься, — говорил и профессор Курц, хотя по взволнованному голосу было видно, что в душе его уже шевельнулся червь сомнения.
— Да перестаньте же, господа, боязливо отворачиваться от действительности, которая, к сожалению, слишком очевидна; а если вы все еще хотите отрицать ее, так объясните мне: куда девался наш проводник; откуда близ нашей пещеры вместо ручья — появилась река; почему здесь также оказалась река, тогда как на карте обозначена лишь долина; и неужели же, дядя, ты станешь утверждать, что природа специально для нас приготовила сюрприз, собрав в этом уголке Декана целую коллекцию представителей давно вымершей флоры и фауны; да и как могло случиться, чтобы все это, существуя в наши времена и находясь чуть не на большой дороге, до сих пор не было обнаружено, хотя бы, например, тем же Вагнером!..
— Нет, господа, я не сумею, конечно, объяснить вам того, что произошло с нами, но у меня хватает мужества не отрицать факта только потому, что он мне непонятен.
— Перестаньте же обманывать самих себя, а вместо того я предлагаю вам хорошенько обсудить наше положение, которое, кстати сказать, я вовсе не нахожу безвыходным, — надеюсь, Бруно, что если средство, перенесшее нас сюда, оказалось действительным, то не менее действительным окажется и то, при помощи которого мы можем вернуться обратно!
Бодрая и уверенная речь Ганса подняла упавший дух его спутников и на призыв его к деятельности первым откликнулся Бруно.
— Ганс, ты молодец! — воскликнул он, — и, конечно, прав, полагая, что в настоящий момент мы оторваны от наших времен, но из этого не следует, конечно, что единственное наше утешение заключается в грустно опущенных носах. Господа, ведь стоит только нам добраться до нашей пещеры и я ручаюсь вам, что мы благополучно возвратимся в ХХ-ый век.