— Как что случилось? Да разве не видите вы, что в настоящий момент эта простая пещера превратилась в священный храм и что мы, может быть, присутствуем при первобытной мессе? Советую же вам уважать благоговение этих молельщиков и помнить, что их ревность к вере будет, вероятно, покрепче нашей с вами, и как бы ни были они добры, но в этой области могут оказаться готовыми, может быть, даже и на человеческие жертвы.
Этих слов оказалось, более чем достаточно, чтобы вразумить Иоганна. Услышав их, бедняга мгновенно исчез в глубине своего лиственного ложа и оттуда послышался его дрожащий сдавленный шепот:
— Ради Бога, господа, не шумите, — уж пусть эти дьяволы без помехи справляют свой бесовский шабаш.
— Ну, дорогой Иоганн, на этот счет вы вместе с дядей Карлом можете совершенно успокоиться, — уверенно проговорил Ганс, — за ревом и грохотом урагана эти люди не могут слышать нас на таком расстоянии, да и вообще я думаю, что в настоящую минуту им вовсе не до нас.
— Вот это, к счастью, действительно верно, — согласился дядя Карл. — И правду сказать, это меня значительно успокаивает.
Ободренный этими замечаниями, Иоганн решился вынырнуть из своего лиственного убежища и обратился к ученому в надежде получить дальнейшие успокоительные разъяснения.
— Ах, господин профессор, — просительным тоном проговорил он, — подумайте хорошенько, может быть, вы как-нибудь ошиблись и во всем том, что сейчас творится перед нашими глазами, нет ничего религиозного и опасного для нас.
— К сожалению, любезный друг, в этом для меня не может быть ни малейшего сомнения. Да и в самом деле, чем иным может казаться первобытным людям этот ужасный ураган, как не свирепым, карающим богом! Я и раньше думал, что предметом поклонения доисторического человека должны были быть грозные явления природы, а теперь уверился в этом окончательно. А почем знать, может быть, именно на религиозной почве и совершилось первое братоубийство. Рекомендую вам оживить в вашей памяти сказание о Каине; вы знаете, конечно, что причиной его преступления было жертвоприношение, и что это было первое на земле убийство.
Этой коротенькой речи Курца было вполне достаточно для того, чтобы заставить Иоганна снова нырнуть в свои листья, где он и предался грустным историческим воспоминаниям о том, как тяжелы бывали для людей всевозможные религиозные неурядицы и недоразумения и как дорого обходились они иногда людям.
В безмолвии, хотя более с любопытством, чем со страхом, глядели дядя Карл и его племянники на странную картину, которая представлялась их взорам в трепещущем свете почти непрерывных молний. Их напряженные нервы придавали зрелищу какой-то фантастический колорит: то им чудилось, будто они грезят наяву; то все их приключение казалось им тяжелым сном, от которого они вот-вот должны были проснуться. Но, наконец, усталость победила их, и под гул бури, под грохот громовых раскатов они снова уснули, предоставив туземцам без нескромных свидетелей предаваться их религиозным занятиям.
Когда, наконец, друзья наши снова проснулись, разбуженные стариком, они не заметили в нем и следа той робости и того угнетенного состояния духа, которые с такой силой проявлялись в этом человеке несколько часов тому назад.
Ночь еще продолжалась, но уже близилась к концу, и европейцы чувствовали себя освеженными крепким и продолжительным сном.
Гроза прошла и то феерическое зрелище, свидетелями которого им случилось быть в эту ночь, даже и робкому Иоганну казалось теперь каким-то странным, невероятным сном. Однако, при своем пробуждении они были поражены той картиной, которую представляла теперь пещера и от которой сердца их забились чувством необыкновенной радости.
В пещере ярким пламенем пылали четыре прекрасных костра, вокруг которых, с какой-то сдержанной пристойной веселостью, хлопотало все случайное население этого временного жилища.
— Вставайте скорее, — ласково говорил старик, обращаясь к путешественникам, — сегодня ночь кончилась хорошо. Ураган ушел. Он никого не убил из людей и зажег для нас эти огни. Сегодня я ближе всех стоял к нему и просил у него пощады и огня… О, как он был страшен, как страшен.
Нехорошо тому, против кого вышел он на битву, — но к нам он был сегодня добр и никого не тронул.
Все это старик говорил очень скромно, но все же в его речи проглядывала некоторая гордость той ролью посредника между людьми и грозным, таинственным ураганом, которая сегодня выпала на его долю и которую он выполнил с таким очевидным для всех успехом.