Положение было критическим — противник крепко вцепился в лодку и, видимо, собирался ее прикончить. И тогда Керим принял единственно верное решение: всплыть и дать врагу артиллерийский бой. Опыт у него в этом уже был. Правда, в прошлый раз на «К-2» он имел дело с транспортом, а здесь были боевые корабли. Но калибр, который они несли, не мог превышать калибр подводного крейсера. Да и что еще можно было предпринять? Во всяком случае, 100-миллиметровые пушки оставляли хороший шанс на спасение и на победу.
Лодка всплыла. Комендоры во главе с лейтенантом Виноградовым бросились на свои боевые места. Сторожевик и катера приближались с правого борта. Они с ходу начали стрельбу. И случай помог врагу. Одна из первых очередей крупнокалиберного пулемета сбила защелку рукоятки замка у носового орудия. Пушка оказалась выведенной из строя. Зато кормовая «сотка» под командованием старшины 2-й статьи Конопелько немедленно изготовилась к ведению огня.
Вражеские артиллеристы не успели как следует пристреляться, а она уже выстрелила раз, другой, третий —
[83]
и сторожевик, окутавшись пламенем и дымом, ушел в воду. Снаряд попал ему в корму, где хранился боезапас. Тотчас же огонь был перенесен на катер, поспешивший к месту гибели сторожевого корабля. И катер скрылся под водой вслед за своим старшим партнером. Второй катер развернулся и бросился наутек, под прикрытие ближайшего мыса.
Весь артиллерийский бой продолжался семь минут. Комендоры израсходовали тридцать девять снарядов…
Артиллерия принесла успех и «К-22», которой командовал старейший североморец Виктор Николаевич Котельников. В одном из походов, в котором участвовал и комбриг Виноградов, лодка потопила артогнем сначала пароход, а потом три небольших судна. Расстрелял из пушек тральщик и командир «К-23» Леонид Степанович Потапов, старый моряк, член партии с 1920 года, в прошлом — политработник, комиссар корабля Амурской флотилии.
Одним словом, артиллерия «катюш» используется вовсю.
В 1942 году мы, североморские подводники, вступили, получив признание главной силы в борьбе на вражеских морских коммуникациях. Признание это исходило не только от нашего командования, но и от противника. Его транспорты не отваживаются теперь пускаться в путь в одиночку, как в начале войны. Они идут под прикрытием кораблей и самолетов. Коммуникации прикрываются противолодочными минными постановками. Все это создает для фашистского флота немалое боевое напряжение. И не случайно немцы усилили, флот, базирующийся на норвежское побережье. Сюда переведено дополнительное количество эсминцев и малых кораблей. Переброшены на Север новые подводные лодки, крейсера и линейный корабль «Тирпиц».
Но лодки и крупные корабли появились здесь не из-за нас. Они нацелены против союзных конвоев, которые довольно регулярно идут теперь на Мурманск. К нашим прежним задачам прибавляется еще одна: прикрывать собственные внешние коммуникации.
[84]
ОКЕАН — СОЮЗНИК УМЕЛЫХ
Для тех, кто в море
Наша жизнь резко делится на две крайне различные формы бытия: в море и в базе.
В море — значит на фронте. Только фронт наш своеобразный. Он начинается с выходом из Кольского залива и простирается на сотни миль вокруг — к западу, северу, востоку. Как охотник в лесу выслеживает добычу, так и мы бороздим океан в поисках врага. Мы не видим людских страданий и опаленных сражениями городов. Наоборот, в перископ мы можем рассматривать на норвежском побережье чистенький, уютный Берливог с его покатыми черепичными крышами, высокими белыми кирками — этакий осколок мирного времени, словно бы обойденный войной.
Случается, охота оканчивается ничем. Бывает — и теперь с каждым разом все чаще, — мы встречаем и успешно атакуем врага. Минуты, десятки минут маневрирования, залп, глухой рокот взорвавшихся торпед… Этого порой бывает достаточно, чтобы тактически, материально и морально окупить несколько походов подводных лодок. Затем — и теперь это тоже с каждым разом все чаще — охотник может стать дичью. Лодку атакуют, преследуют иногда несколько десятков минут, иногда много, очень много часов.