[165]
И все же для командования кораблем нужны навыки, которые не получишь ни на какой другой работе. Их и надо было восстановить у Шуйского.
Не забыть тот день, когда «Щ-403» сошла со слипа на воду. Мы разворачивались на курс норд, чтобы идти в Полярное, когда завыли сирены воздушной тревоги. Загремели орудия в Мурманске, открыли зенитный огонь корабли. В воздухе над нами надрывно завывали моторы чужих бомбардировщиков, рокотали истребители: шел воздушный бой. Несколько десятков самолетов кружились в голубом, забывшем о сумерках небе. Вдруг один из «юнкерсов», оставляя за собой черный след, прочертил над заливом крутую дугу и врезался в стороне от нас в воду. В следующее мгновение другой бомбардировщик в светлых лепестках пламени тоже устремился вниз. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы определить: самолет падает прямо на нас.
— Полный, самый полный назад! — крикнул я командиру. За кормой лодки вздыбился яростный бурун, обдав водой палубу. Инерция переднего хода была погашена. Мы остановились и медленно двинулись назад. Недалеко от нас, прямо по носу, взметнулся высокий всплеск. Бомбардировщик ушел на дно залива.
Внезапно все стихло. Прозвучал отбой тревоги…
Мы двинулись в Полярное.
Дни подготовки к походу пролетели быстро. Лодка выдержала все положенные ей испытания. Шуйский сдал курсовые задачи как следует. И 1 июня мы с помощником флагсвязиста бригады инженер-капитан-лейтенантом Френкелем перебрались на «Щ-403» всерьез и надолго.
Тихим слегка пасмурным вечером лодка вышла в море. Несколько дней не утихавший норд-вест оставил в память о себе мертвую зыбь. Громадные сине-зеленые холмы с зеркальной, не потревоженной ни единой морщинкой поверхностью вздымали пологие бока и опадали. Лодку качало плавно, без рывков, но очень сильно. Ощущение даже для привычного человека тягостное.
Пройдя Рыбачий, погрузились. Здесь начинался район, где частенько замечались неприятельские подводные лодки.
Новый военком старший политрук Кулясов ходил по отсекам. Доводил до моряков задачи похода. Рассказывал о наших делах под Севастополем. Сейчас все внима-
[166]
ние приковано к черноморской столице. Положение там тяжелейшее. Мы люди военные и понимаем: вряд ли наши смогут там долго продержаться. И, сравнивая, думаем: насколько легче нам, североморцам, несмотря на все капризы сурового климата. У нас ведь на суше порядок, фронт держится прочнее, чем где бы то ни было, базирование налажено…
Когда мы добрались до позиции, погода изменилась: засвистел ветер, загуляли по морской поверхности волны, кое-где отороченные белыми воротниками барашков. Нам это на руку. Лодку такая волна не очень беспокоит, зато ни перископа, ни следа торпеды почти не заметно.
Весь день 3 июня вели мы поиск. Шуйский пребывал в чудесном настроении: смеялся, шутил. От него прямо-таки исходили волны оптимизма. Наконец-то дождался человек любимого дела. Я рад, что Константина Матвеевича не ожесточило несправедливое наказание, не испортило его характера. Он правильно оценил все с ним происшедшее и не перенес своих обид на всех и вся. Горе не надломило его, не замутило его душевной чистоты.
С экипажем у него успели установиться добрые, взаимно приязненные отношения. Подчиненные для него не просто «личный состав», и он уже неплохо знает многих моряков. Они в свою очередь успели убедиться, что командир хотя и добряк, но по службе спрашивает строго. Зря не придирается, но и мимо упущений не проходит. Без шума, без крика отпустит забавное словцо, да с такой подковыркой, что виновный готов сквозь палубу провалиться. Если Шуйский проявит себя молодцом и в бою, ему обеспечена крепкая и преданная любовь матросов. А это значит: матрос скорее даст разорвать себя на куски, чем подведет такого командира, не оправдает его надежд…
Время перевалило за 18 часов, когда акустик доложил о шуме винтов. Далеко, кабельтовых в сорока, шел крупный транспорт в сопровождении трех тральщиков и двух катеров. Шуйского словно подменили. У перископа стоял не добродушный весельчак, а суровый, сдержанный боец с затвердевшими чертами лица. Таким он оставался на протяжении всей атаки: собранным, распорядительным, деловитым. Поправлять его приходилось совсем мало.
Сблизившись на двенадцать кабельтовых, мы выпустили четыре торпеды с интервалом в шесть секунд.