— А скажи, пожалуйста, Рамазан, — интересуется вологодец-трюмный, — трудно это — сидеть по-восточному? Видел я в кино, да не разобрался, как это делается.
— Ничего хитрого нет, но привычка, конечно, нужна, — и Рамазанов садится, подогнув ноги калачиком. — Вот так.
Сразу находится несколько подражателей. Мичман Кукушкин, попробовав, тяжело вздыхает:
— А как же старики? Им-то, наверное, трудно ноги поджимать.
[208]
— Те, кому трудно, просто садятся на пол, а ноги вытягивают вперед, — отвечает земляк Магомеда Гаджиева.
Так и течет эта неторопливая беседа, в которой незримо присутствует теплый и солнечный дагестанский край с его лихими джигитами и мудрыми, неторопливыми стариками. А за бортом плещется холоднющая волна, густеет мрак полярной ночи. Один за другим пролетают снежные заряды. Видимость никудышная. И мы идем на позицию не погружаясь.
В море «Щ-402» вышла вчера, 17 января. Перед походом мы с новым командиром — Александром Моисеевичем Каутским побывали на инструктаже у комбрига. В присутствии начальника политотдела Радуна Николай Игнатьевич Виноградов коротко обрисовал нам обстановку на театре, уточнил данные о движении противника, о минной опасности, о базировании надводных кораблей и подводных лодок в Норвегии. Все остальное есть в письменных инструкциях и наставлениях. Но нет там, и не может быть, теплых человеческих слов и добрых пожеланий. А они тоже необходимы, ой как необходимы перед боевым походом!
И Николай Игнатьевич и Рудольф Вениаминович — люди душевные, и в теплых напутствиях мы не испытываем недостатка.
…Наверху снег и стужа. «Растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля», — как поется в любимой североморской песне. Впрочем, зимой, да в такую погоду, эти слова носят несколько условный характер. Знакомые очертания полуострова, за которым начинаются вражеские воды, скрыты тьмой и метелью. О том, что он остался за кормой, мы можем судить лишь по карте.
Утром 18 января лодка пришла на позицию. Начался поиск. Ночью мы плаваем в надводном положении, днем, когда на смену непроницаемому мраку приходит серый сумеречный свет, — под водой. Видимость большую часть времени отвратительная. Метут снежные заряды, перемежаясь с туманами, — такое встретишь только в Заполярье.
Каутский держится очень спокойно и уверенно, так, как я и ожидал. В том, что он, несмотря на малый старпомовский стаж, стал командиром, нет случайности.
[209]
Александр Моисеевич не просто добросовестный служака, который честно тянет свою лямку, как тянул бы ее на любом другом месте. О том, что он подводник до мозга костей, утвердившийся в своем призвании, свидетельствует вся его биография. Проверить свое отношение к подводной службе он мог, плавая дизелистом на «Д-3». Он мог это сделать и когда оставался на сверхсрочную, и когда решал поступить в военно-морское училище, и, наконец, после училища, когда снова попросился на подводные лодки.
Но в жизни бывает и такое. Тянется человек к командирской должности, мечтает о ней, считает ее своим единственным призванием. А получил назначение — и дела у него идут из рук вон плохо. Нет у него для этого нужных задатков, и занять их негде. Но с Каутским такого случиться не может — в этом я убежден на основании многолетнего с ним знакомства и долгой совместной службы.
Сколько раз он в должности дивизионного минера буквально напрашивался в боевые походы, замещал старпомов, нес ходовую вахту! Все это выходило за рамки его прямых обязанностей, но делалось им с превеликой охотой и любовью.
Он командир и по призванию и по своим внутренним качествам.
В каждом боевом походе возникают какие-то свои трудности. Вот и сейчас мы несколько дней плаваем по счислению, не имея возможности точно определить свое место ни навигационным, «и астрономическим путем — берегов не видно, светил тоже. А поправка компаса изменилась, насколько — неизвестно. Поэтому достоверность прокладки вызывает большие сомнения. Вся надежда на эхолот. Пока он показывает глубины свыше ста метров, плавать можно спокойно. Если меньше ста — надо быть настороже. Берега здесь приглубые, с круто спускающейся подводной частью. Не успеешь проскочить стометровую отметку, как можешь наткнуться на подводную скалу.
Вот мы и плаваем вдоль берега, располагая свои курсы так, чтобы под килем все время было больше ста метров. Штурману приходится быть в большом напряжении. Командиру тоже. Они ведь головой отвечают за навигационную безопасность плавания.
[210]
Озабоченность Каутского не перерастает во всепоглощающую тревогу. Он не перестает интересоваться настроением команды. Экипаж-то еще несплаванный, он обновился наполовину. На «Щ-402» попал кое-кто из моряков с других лодок, но основное пополнение — это матросы с береговой базы и выпускники Учебного отряда. Надо, чтобы они не только привыкли к морю, к боям, но и «притерлись» друг к другу. Тогда и все остальное им дастся легче.