«Помяни лихо, оно и появится», — подумал Ярисвет.
По дороге, опираясь на посох, больше похожий на обычную корягу, неторопливо шел поп. Высокий и грузный, словно медведь, в черной рясе, не скрывающей объемного живота, монах двигался к ним. Длинная седая борода, заправленная за пояс, больше напоминающий оторванный от полотна кусок льна, была удивительно опрятна, словно только из-под гребня, и казалась главным и единственным украшением инока.
Подойдя к стоянке, поп остановился, оглядел всех хмурым зелёным взглядом и, погладив бороду, произнес:
— Здравы будьте, люди добрые!
Заприметив людей, Отец Игнатий прибавил шаг, что ни говори, но одинокое скитание по лесам и полям тяготит его грешную душу, а здесь, может, кому молитва нужна или причастие, времена нынче лихие, никто не может чувствовать себя в безопасности, а с причастием сам чёрт не страшен, подумал он.
У костра сидела семья и трапезничала, за исключением одного мужика.
Длинные волосы до плеч и ровная борода, были уже изрядно затронуты сединой, но сорочица, украшенная по вороту и рукавам замысловатым орнаментом, ладно сидела на сложенной фигуре, как и порты, заправленные в добротные сапоги. Он был в летах, но крепок и поджар, как если бы годы обошли его стороной.
Мужик стоял на дороге, словно встречая монаха, в руке его была зажата веревочка, на которой болтался маленький деревянный крестик.
Странное волнение витало среди путников. Женщина, едва поклонившись, сразу повела маленькую девочку куда-то за телегу, бросив еду и целиком занявшись ее перевязанной рукой. Мужик, сидевший рядом с ней, потупив взгляд, вдруг засуетился, переставляя чашки с места на место, будто провинился в чем. Один лишь стоящий на дороге «старец», сунул крестик за пазуху, дерзко глянул ему в глаза и, не говоря ни слова, направился к вещам, явно стал собираться.
Наметанный глаз сразу признал в нем служителя языческих богов, отчего инок невольно нахмурился.
Атмосферу неожиданно попытался разрядить мужик, сперва громко прочистив горло:
— И тебе доброго пути, батюшка! Присядь, раздели с нами скромную пищу, что Бог послал.
Признаться честно, в животе урчало ещё как, Игнатий даже на миг задумался, не это ли послужило поводом приглашения, но отринув глупые мысли, монах кивнул и присел на бревно у костра.
Хозяйка продолжала «прятаться» за телегой, поэтому мужику пришлось хозяйствовать самому.
Вдруг он замер, словно столб, и округлил глаза.
Игнатий, наблюдая за язычником, собирающим вещи, не сразу заметил странное поведение хозяина, а заметив, по привычке нахмурился.
Словно по сигналу хозяин снял шапку и низко поклонился, едва не доставая головой земли.
— Прости батюшка, что не встретил тебя как должно, не гневись на нас, иродов!
Игнатий, помыслив, в чем дело, поднялся, что бы успокоить незадачливого хозяина, но тот лишь попятился в сторону.
- Надея! А ну подай еду! Чего там притаилась?! Гость, какой пожаловал, совсем стыд потеряла?! – грозно закричал он.
Наблюдая за происходящим, инок не мог не сдержать улыбки, только он хотел разъяснить разбушевавшемуся мужу, что не стоит так волноваться, как наткнулся на укоризненный взгляд язычника. Неприязненный, холодный взгляд.
Надея, видя, что прежний гость удаляется, стала разрываться на части. Торопливо набросав в миску еду и спрятав лицо, она подала Игнатию похлёбку, заслужив неодобрительный взор мужа, и прихватив маленький мешочек, бросилась вдогонку язычнику. Женщина что-то горячо зашептала ему, протягивая мешок, но тот лишь отмахнулся, явно отвергая подарок.
Представив, как все это выглядит в глазах язычника, инок невольно смутился. Толстый, вальяжный поп, требующий к себе все возможное почтение.
А ведь он даже и рта не успел раскрыть, как все произошло! Решив, что глупо оправдывать себя, если в этом нет его вины, инок успокоился и, наконец, завел неторопливую беседу с хозяином, надеясь, что хотя бы этим смягчит гнев мужика на жену.
Ярисвет грелся у тлеющего костра, задумчиво наблюдая, как пляшут языки пламени.
Стихия огня, грозная и губительная, сейчас дарила тепло и покой, безвозмездно отдавая частичку себя человеку. Старый волхв умел её принимать. Годы научили его брать понемногу и пользоваться только в крайней нужде, не растрачивая по пустякам то, что природа может предложить тебе.
Хотя вечерний ритуал у костра требовал очистить ум от посторонних мыслей, они, словно непослушные овцы, разбредались в разные стороны.
Много повидал Ярисвет на своем веку: и как капище родовое, запрятанное в глухом лесу подальше от людских глаз, пожгли. Как наставника, волхва Свентослава, пытали, сдирая с него заживо полоски кожи. Как убивали «сподвижников нечистого», участников «сатанинских игрищ», стариков, женщин и даже несмышлёных детей, из-за того, что они решили вспомнить традиции предков.