- …пока он не позволит, да? – прошептала Илона.
- Верно, - кивнул Богдан.
- Какая несчастная судьба, - зажала рот ладонью внучка покойной бабки Катерины.
- Правильно и сделал, - неожиданно жестко отозвалась Дарья, принимая сторону владыки лесов Селивестра. – Это предательство! Нет ничего хуже, чем предать любовь.
- Даша… - покачала головой Илона.
- Ты удивишься, любовь моя, - взглянул Богдан на Илону, - но бог Ярило думал так же, как и ты. Он не простил своему сыну такого самоуправства.
- Или того, что не он сам вершил правосудие, - буркнула ворожея, насупившись.
- Может и так, - кивнул Богдан. – Как бы там ни было, Ярило тоже внес свою лепту в эту историю. За то, что сын забрал жизнь человека и покалечил Лешака, он возложил на него обязанности отца Лесавки – быть хранителем соснового бора всю оставшуюся жизнь.
- Он понизил принца до простого лесного духа?! – ахнула Дарья.
- Мало этого, Витольд не сможет полюбить никого, кроме простого человека, который никогда не ответит ему взаимностью.
- Боже, - передернулась Илона. – Бедный…
Дарья взглянула на отрывной календарь, что висел на стене. На листочке была красиво выведена цифра «5», под которой значился месяц – октябрь.
- Он был у меня позавчера и очень встревожился, когда узнал, какое это число, - проговорила ворожея, указывая на дату. – Ты не все рассказал, верно?
*В давние времена, чтобы усмирить или вовсе выгнать из дома непокорного или злого Домового, бабки особым образом месили тесто и потом пекли его на плите или сухой сковороде. Считалось, что таким образом сущность заключалась в тесто и запечатывалась там, если не было другого способа урезонить Домового, который вредил и пакостил.
**Ярило – бог страсти, плодородия, прекрасный воин и земледелец. Считается, что там, где видели его – будет теплое лето и хороший урожай. По преданиям Ярило – молодой блондин с кудрявыми волосами, неистово страстный и способен пробудить любовь в сердце человека одним лишь взглядом.
Глава 15
- Вот… - невысокая, но статная представительница полевых духов повела рукой, силясь охватить открывшийся вид.
А посмотреть было на что…
Дарья невольно прижала руку к груди, где участило ритм сердце. Сосновый бор, всегда такой светлый, просторный и ароматный, сейчас больше напоминал какие-то дебри. Тут и там валялись сломанные ветви с потускневшими иголками, низкая поросль кустарников и трав полегла, выстилая землю на манер естественного ковра. Вот только в этой естественности читалась такая боль, что сочилась она янтарной смолой по стволам сосен и выступала прозрачными слезами сока на тонких березах. Несколько толстых деревьев лежали прямо поперек дороги у самого начала леса. Деревья образовывали что-то вроде арки, которая была перегорожена чем-то наподобие импровизированного неровного креста.
- Вон, видала? – указала проводница Домахе на арку из веток и стволов сосен. – Не хочет он, чтоб тревожили его. Выдумали дурость – осенью по лесу шататься.
Все то время, что они шли сюда, сердитая жена местного Полевика намеренно равнодушно не обращала внимания на ворожею. Теперь же, когда тропа привела, куда нужно, зло зыркнула в сторону Дарьи.
- Не ершись, Лукерья, - осадила ее помощница Богдана, защищая подругу своей хозяйки. – Не твои проблемы. Ей он будет рад, уж поверь.
Отметив про себя, что Домаха все чаще стала принимать ее сторону, Дарья снова отвлеклась. Она не считала нужным уделять внимание перепалке двух старых подруг. Ее интересовало кое-что другое.
Пригнувшись, ворожея скользнула вглубь леса, оставляя за спиной причудливо сложенные деревья и ветки. Она безошибочно нашла едва различимую тропинку, что вела куда-то вперед. Вдоль нее вилась почти незримая зеленовато-красная магия, которая источала слабый солоноватый аромат. От него на кончике языка принимался плясать привкус металла. В мире смертных так пахла кровь. Вряд ли что-то было иначе здесь – в глубине леса.
Дарья прошла довольно далеко, пока не обнаружила, что совершенно одна. Домаха и жена Полевика за ней не пошли. Оно и понятно – помощнице Богдана нельзя, а Лукерья слишком чтит владыку лесов Селивестра, чтобы нарушать его запреты. К счастью (или несчастью) ворожею не связывал ни один из этих принципов. Оглянувшись еще раз назад, ворожея решила продолжить путь. Она не боялась леса и того, что может ее там ждать. Понимала, что следует бояться, но не подчинялась этому чувству, что точило сердце. И напрасно…