- Не отвечает, - повела внучка Катерины рукой с телефоном в воздухе.
- Этот, который назвался Любом, - сменил тему беседы Витольд. – Как он выглядел?
- Красивый, - первым делом отметила Илона. – Высокий, белокурый, глаза такие… яркие, как небо весной, слегка конопатый, но не…
Не сдержавшись, Витольд выругался. Все, что могла сказать Илона дальше, он тоже легко мог предугадать. Такая внешность – не редкость среди людей, но вот домашние духи нынче были все больше темноволосыми да смуглыми, либо имели русые оттенки волос. Белокурые же…
- Ты знаешь, кто это, да? – догадалась Илона, поднимаясь со своего места.
- К сожалению.
- Витольд? – подошла к нему женщина.
- Судя по всему, мой отец.
Она открыла рот, намереваясь что-то сказать, но просто не нашла слов. Беззвучно шевеля губами, словно выброшенная на берег рыба, Илона выглядела такой ошарашенной, что Витольду стало ее жаль.
- Вот почему твой Богдан так себя повел. Выбор у него был небольшой.
- Выбор всегда есть, - обрела она все же способность говорить.
- Не спеши делать выводы, - возразил Витольд. – Ярило умеет быть убедительным. Поверь мне.
- Как ты можешь быть таким спокойным и… - она всплеснула руками, захлебываясь эмоциями, - и еще пытаться оправдать то, что… - Илона шумно выдохнула, так и не закончив мысль.
Ей явно не хватало терпения и мудрости, чтобы понять своего возлюбленного. В эти минуты в женской душе бушевали эмоции, которые захлестывали способность рассуждать трезво. Оно и понятно: Илона беспокоилась за подругу. Нормальная реакция обычного человека.
- Отец не обременен мнительностью или правилами приличий, - мягко проговорил Витольд. – Я больше скажу. Наверняка, он угрожал тебе, желая добиться от Домового подчинения.
- Но это же…
- Эй, - перебил ее Витольд. – Ты - хорошая, красивая и очень умная. Ты даже нравишься мне больше остальных людей, которых я знаю и знал; но если бы меня поставили перед выбором между тобой и Дарьей – тебя бы я не выбрал. Понимаешь, о чем я?
Глава 22
…боязно было, но и многолетняя обида сердцу покоя не давала. От того и таилась в заснеженных кронах Лесавка, наблюдая за владыкой. Так уж повелось, что с давних лет ее сестры были в немилости у Витольда. Предала одна, а страдали теперь все. Печально, но не ново.
Хозяин леса же, словно не замечая ее, сосредоточил свое внимание на нескольких деревьях. Причудливо изогнутые и скованные первыми морозами, они повторяли береговую линию озера, не позволяя свободно спуститься к воде. Наверняка, выискивал в ветвях то, зачем уже приходил однажды.
- Нет его там, - осторожно подала голос лесная плутовка, все еще не торопясь спускаться на землю. Здесь, под защитой густых сосновых лап, ей было как-то спокойнее.
Витольд обернулся. Ни единый мускул не дрогнул на его красивом лице. Конечно, он давно знал, что она тут. Чего уж лукавить? Не утаить от него ничего, что происходит или когда-либо происходило в этом сосновом бору. Чему-то сам становился причиной, за что-то карал беспощадно, чему-то был немым свидетелем – но участвовал в жизни леса.
- Отпустила, хочешь сказать?
- Сразу, как ты велел, - ответила Лесавка.
- С чего бы такая покладистая стала?
- Признаю, хотела поиграть на нервах у тебя, - проговорила она, спускаясь на те ветви, что были расположены ближе к земле. – Да смысла не увидела. Все равно по-твоему все вышло бы… хозяин.
Интонация, с которой было сказано последнее слово в ее фразе, заставила Витольда передернуться. Он повернулся к собеседнице, которая уже не пряталась. Что-то в ней изменилось. Лесавки всегда были поразительно прекрасны, а эта выглядела почти обыкновенной. Тусклая, лишенная той сумасшедшинки, что присутствовала в каждой из них. Ее насыщенно-зеленый взгляд утратил блеск, а с ним ушло и что-то еще… что делало ее той, кем она являлась.
- Любишь его?
- Какая теперь разница? – пожала Лесавка полуобнаженными плечами. Она была закутана во что-то вроде большого покрывала – сотканное из стеблей молодой травы, припорошенное снегом – оно являло собой что-то вроде природной шали.
- Я задал вопрос, - напомнил Витольд.
- Всем сердцем, - ответила она.
- Иди, - кивнул он в сторону города, где лес становился менее густым, а у виднеющейся вдали дороги вовсе прекращался.