Оглядываясь по сторонам, «леший» понял, что не он один заметил перемены. Со всех уголков соснового бора – с самых глубоких оврагов, отдаленных уголков и находящихся на виду заснеженных полян к нему стекалась живность. Обычная, привычная человеческому глазу – звери, птицы, насекомые; не совсем обычная – лесавки, листины*, моховые** и даже один пушевик***. Все они, чуя неладное, стремились оказаться поближе к тому, кто мог защитить их от непонятной стужи и дрожи, что то и дело проходила по промерзлой земле.
- Беда, батюшка, беда, - запричитала спутница одного из листинов, цепляясь корявыми пальцами за одежды Витольда.
- Тише, Листина, - тронул ее по голове владыка леса. Затем, повернувшись к лесавкам, что небольшой стайкой кучковались недалеко, указал на сохатого: - Закончите с ним, а я пойду посмотрю, что такое.
***
Приподнявшись на локте, Дарья уперлась второй рукой в красно-розовый снег. Ей все еще было тяжело дышать, но не от боли или… Осознав вдруг, что совершенно не ничего чувствует, ворожея прижала ладонь к груди. Она очень хорошо помнила все, что случилось. Помнила свою радость от осознания того, что нашла выход из ситуации, помнила свой бег по заснеженному лесу, помнила золотистого медведя и его острые когти.
С трудом поднявшись на ноги, Дарья уперлась плечом в дерево и ошалело огляделась вокруг. Такая тишина и… пустота. Ничего и никого вокруг, словно лес внезапно утратил способность говорить. Может и так… С этим будет время разобраться потом, а сейчас нужно завершить начатое. Оттолкнувшись от могучего ствола дерева, Дарья неровной походкой пошла в сторону той поляны, куда держала путь до встречи с медведем. Точнее, с Ярило…
В какой-то момент под ноги попалась длинная извилистая ветка, что неподвижной змеей лежала на снегу. Споткнувшись, Дарья упала. Один из сучков вонзился в ладонь, высекая темно-бордовые капли крови. Увидев, как снег окрашивается в красный, ворожея окончательно убедилась: что-то не так. Она не чувствовала и этой боли. Поднявшись, Дарья отряхнула снег с пальто и раздвинула его полы на груди. Там, где должны были остаться следы от когтей медведя, не было ничего – даже платье сохранило первоначальный вид. В замешательстве потирая шею и грудь, которые еще помнили горячую пронзительную боль, ворожея подняла глаза.
- Витольд… - сорвался с ее губ выдох облегчения.
Он шел далеко впереди, но Дарья безошибочно определила, кто это. Его невозможно было спутать со случайным путником или любителем прогулок в зимнем лесу. И дело было вовсе не в странном цвете волос или необычного кроя одежде, что была сшита швами наружу. Слишком высокий для простого человека, он становился все ниже ростом, когда приближался к окраине леса.
- Витольд, - бросилась к нему Дарья, а он… словно и не видел ее!
Тропа, которой шел владыка леса, проходила буквально в паре метров от ворожеи. Ее невозможно было не заметить, но именно так и случилось. Он просто прошел мимо, словно здесь никого не было.
Потрясенно глядя ему в спину, ворожея вдруг очень четко ощутила горечь. Горечь от его равнодушия и абсолютного отсутствия какого-либо внимания. Большую часть того времени, что была знакома с Витольдом, Дарья хотела, чтобы он забыл о ней. Она не единожды проклинала тот момент, когда подруга по неосторожности назвала ее по имени в его присутствии. Именно это позволило Витольду иметь над ней чуть больше власти, чем кому бы то ни было. И вот – теперь, когда ее желание исполнилось – он просто прошел мимо, Дарья была разочарована до глубины души.
- Витольд?! – топнула она ногой, готовая ринуться за ним следом.
- Он не слышит тебя, - тихий женский голос заставил ее замереть на месте.
Когда Дарья обернулась на его звук, дрожащий в воздухе мороз, казалось, приобрел новые горизонты. Ресницы и брови покрылись инеем, что оседал на мелких волосинках. В груди становилось все холоднее с каждым вдохом, словно кислород превратился в чистейший хлад.
В шаге от нее стояла высокая, очень бледная, хрупкая брюнетка. Ее длинные волосы стекали по плечам, спине и груди блестящим полотном жидкого шелка. Огромные глаза выделялись на худом красивом лице двумя пронзительно-синими пятнами, а кроваво-красные губы и вовсе смотрелись неестественно, а еще казались какими-то воспаленными. Ее словно кто-то долго самозабвенно целовал… Длинное белое платье терялось где-то в снегу и делало незнакомку еще тоньше в силуэте, еще эфимернее.