— Эго хозяин дукана, наш друг. Он — член партии.
Мы расспросили дуканщика, как идет торговля, он вздыхал:
— Могла бы идти лучше. Война и торговля уживаются плохо. Но покупателей становится больше — это добрый знак: жизнь обретает устойчивость, и люди чувствуют. Все уже понимают, что дело душманов безнадежно. У нас говорят: теперь стреляют американские доллары.
Старик рассказал, что товары для торговли он берет частью на государственных фабриках, частью — у ремесленников, в том числе сельских, но доставлять их небезопасно, душманы охотятся за торговцами.
— Один мой знакомый, торгующий мясом, недавно купил у кочевников полсотни баранов. Пока пригнал, два десятка пошло на бакшиш. Случалось, и с меня бакшиш брали. Когда опасные дороги, цены на базарах и в дуканах быстро растут. И сколько ведь мужчин не работает, занимается войной, а всех надо кормить. Не только покупателям — и нам, торговцам, плохо, когда товар дорог, а деньги дешевы. Но ведь никто не хочет разоряться.
Мы узнали от дуканщика, что часть товаров, пользующихся спросом, ему доставляют кочевники, с которыми он договаривается за полгода, а то и за год вперед, когда они проходят поблизости. Так ведется исстари. Это выгодно и кочевникам, и торговцам. Прежде на такой доставке держалась вся торговля. Причем кочевники в основном доставляют товар из-за рубежа.
— Это не контрабанда, с нею настоящие торговцы не имеют дела. Мы честно оплачиваем таможенные сборы, и кочевники охотнее на нас работают. Им каждый год надо ходить через границу и портить отношения с властью ни к чему. Но их тоже нередко грабят. Всем это надоело. В дукане бывают разные люди. Пуштуны из племени моманд прямо говорили мне, что скоро положат конец душманским хождениям через свои земли. Их поддерживают другие племена. Поверьте, это серьезные люди, они слов не говорят зря. Вы о них еще услышите.
Выговорив наболевшее, старик предложил нам взглянуть на какую-то редкость. Скоро тот же мальчишка принес небольшой сверток, в котором оказалось два одинаковых клинка, похожих на охотничья ножи, с рукоятками из гладкого черного дерева, оправленного серебром и красной медью. Протягивая нам, спросил:
— Что вы об этом скажете?
Клинки, похоже, были выкованы одной рукой, о добротной закалке их свидетельствовал тонкий, едва уловимый звон, который рождало прикосновение к остриям. Но близнецами они казались только на расстоянии. Сталь одного — матово-серая, с однообразным зеркальным отливом; другой клинок словно бы впитывал падающий на него свет, и взгляд, казалось, проникает в голубоватую глубину металла; по лезвию бежали в строгом порядке то ли пятна, то ли тени. Всматриваясь, я все отчетливее различал на клинке странный повторяющийся узор, создающий иллюзию глубины. Узор был несомненным свойством самой стали, но не было и сомнений в его рукотворном происхождении — как будто клинок свит из множества разных волокон. Еще не решаясь высказать догадку, я вернул нож хозяину, и тогда он скребнул его острием по обуху второго, зеркальноматового, ножа. Из-под отточенного лезвия поползла тоненькая стальная стружка, при этом на острие не осталось следа, как будто им строгали дерево.
— Булат! — одновременно вырвалось у нас троих.
— Булат. — Хозяин удовлетворенно улыбнулся. — Теперь такой кинжал — большая редкость. Когда мне попадаются подобные вещи, я отдаю даже последние деньги или самый ценный товар. Нет, я не хочу стать обладателем больших сокровищ — в наш век с ними много хлопот простому человеку. Это ведь когда ездили на верблюдах, похитить и увезти редкую вещь было трудновато. Нынче она через день может улететь за моря. — Дуканщик усмехнулся и снова стал серьезным. — Говорят, секрет булата утерян, но я не верю. Афганистан — страна ремесленников, они хранят многие древние секреты. Мне кажется, оба кинжала сделаны недавно. Конечно, булатный могли подновить и сковать ему двойник из хорошей простой стали. А что, если кинжалы ковала одна рука? Я слышал, ученые люди могут теперь без ошибки назвать место и время изготовления любого предмета. В лучшие дни я покажу им свои находки, пусть они выберут самое ценное для государственного музея. Каждый должен оставить на земле добрую память. А теперь я показываю такие вещи лишь очень редким посетителям.
Мы поблагодарили аксакала за доверие. Он улыбнулся:
— Вы не знаете, какая радость собирателю показывать людям свои сокровища. — Не спеша прерывать разговор и прощаться, он снова всмотрелся в узорную сталь, поворачивая клинок перед светом. — Знающие люди угадывают булат по узору с первого взгляда. Его нельзя подделать, хотя он не одинаков. Этот узор рождается в огне под рукой мастера в тот особый, таинственный момент, когда железные зерна, вобрав силу огня, соединяются в одно существо с общей душой. Сталь при этом достигает поистине волшебной прочности. Но и оживить душу металла в огне, удержать при охлаждении способен настоящий волшебник. Узор же — образ души металла. Его нельзя предсказать заранее, нельзя и повторить — ведь у каждого куска железа своя душа.