Выбрать главу

...На афганской земле — примирение. Десятки тысяч бывших душманов сложили оружие, но мира в этом краю все еще нет. В лихорадке отчаяния реакция пытается сорвать примирение: вдвое с лишним возрос поток долларов для душманских главарей, и в страну из-за кордона направляются все новые банды, караваны и грузовики со взрывчаткой для диверсий на дорогах, в городах и кишлаках, американские «стингеры», тайно доставленные в горные логова бандитов, бьют по пассажирским самолетам. Дело доходит до похищения и убийства руководителей чрезвычайных комиссий по примирению из числа священников.

Вероятно, последний удар контрреволюции нанесет сама жизнь. Никогда Афганистан не добивался таких успехов, не строил столько новых предприятий, жилых домов, школ, больниц, как в последние годы. И это в условиях необъявленной войны! Жизнь сделала выбор, неустанно трудится великий мастер — время, и подрастают дети республики. Растут мальчишки «красных» кишлаков и среди них — тот, спасенный солдатом Иваном, растут воспитанники приюта «Родина», над которым шефствуют боевые товарищи Леонида Белицкого, растет солдатский сын Джавид, исцеленный советскими военными врачами, — душманы раздавили ему ноги каблуками ботинок после того, как на глазах этого малыша насмерть забили мать: мстили за то, что отец Джавида пошел не в банду, а в солдаты — защищать революцию. Растут миллионы юных афганцев, которым народная власть отворила двери школ, где они узнают, что родились не рабами касты избранных, а равноправными гражданами Республики Афганистан. Они растут, и уже тысячами вливаются в кооперативы, цеха фабрик, строительные бригады, в полки армии и отряды самообороны. Я видел четырнадцатилетних мальчишек, вооруженных автоматами, с которыми они приходили на классные занятия, охраняя свою школу, себя и своих сверстников.

Они идут, и наступает их время — время детей Апреля. Они ничего не забудут и не простят своим врагам, убивавшим их отцов и старших братьев.

Думают ли об этом те, кто все еще поднимает оружие на демократическую республику и народную власть в Афганистане? Понимают ли, на что обрекают собственных детей? Сегодня еще не поздно каждому исправить свой путь, пока идет примирение. Пока не поздно...

* * *

Я все-таки снова встретил ее — песню «Гранатовый цвет», — встретил случайно, на скрещении дорог, где сошлись воинские колонны. Пел усатый рыжий лейтенант, подыгрывая себе на облезлой гитаре, у которой оставалось всего четыре струны. Он сидел на броне, свесив ноги в огромных горных ботинках, вокруг столпились солдаты, и подойти близко, не спугнув песню, было трудно. Я обрадовался ей, как старой знакомой, только была эта песня та и не та. В ней тоже цвел и осыпался гранат, в ней тоже два побратавшихся воина сражались за справедливость и свободу Афганистана, но головы сложили оба в одном бою, выручая товарищей. Какая же из двух песен настоящая? Наверное — обе. Наверное, их даже не две, а больше — песен о воинах-побратимах, отстоявших свободу демократического Афганистана. Какая была вначале, сказать может лишь тот, кто однажды, уходя на боевое задание, в гуле встречного ветра и машин уловил и произнес эти слова: «Гранатовый цвет... А нас уже нет — ушли мы в рассвет по тревоге...» Но где он?

И на сей раз песня оборвалась командой: «По местам!» Тронулись колонны, солдаты прощально махали друг другу, и за ревом железа, за пыльным туманом чудились последние слова песни рыжеусого воина:

Долины молчат. Ночной звездопад Ребят не разбудит усталых. Присядем, солдат, припомним, солдат, Багровые льды перевалов. Там наши победы и наши друзья, О ком — только память твоя и моя, Да боль матерей ножевая, Да песни спасенного края.

Песня опережала события, устремляясь в мирные дни спасенного края. Она имела на то право. Никто лучше солдата не ощущает близости того, за что он сам сражается.

1985—87 гг.