Ахматиар оказался толковым помощником и опытным конспиратором. Через него шла связь с Пешаваром, он неутомимо сколачивал в окрестных селениях тайные боевые группы, брал на учет оружие, имеющееся у горцев, самолично учил диверсантов обращению с минами. Это его диверсии в дни ареста Кара-хана убедили жандармов, что схвачен не тот человек.
Если начальника штаба Кара-хану дали заграничные покровители, то политического помощника он решил найти себе сам. Выбор его пал на муллу провинциальной мечети, проповеди которого пользовались широкой славой. Мулла учился в Кабуле и Багдаде, побывал в Мекке; был нейтралом — тем важнее казалось привлечь его на свою сторону. Однажды после вечернего намаза им устроили встречу. Кара-хан, не раскрывая всех карт, посетовал на падение нравов, разрушение вековых обычаев и устоев шариата, что грозит, мол, чистоте самой веры суннитов, единственно справедливой. Мулла, остро поглядывая на собеседника умными глазами, вздохнул:
— На все воля аллаха, господин. Жизнь подобна реке. В половодье она бурлит, разливается, затопляя берега и грозя бедствиями, но потом входит в свое русло, оставляя на берегах плодородный ил. На все воля аллаха.
— Когда у лучших людей отнимают имущество и законные права, — сказал Кара-хан с раздражением, — то не воля аллаха, то произвол черни, подстрекаемой безбожниками.
— Я понимаю тебя, господин, — снова вздохнул мулла. — Но мир наш еще далек от совершенства. И часто бывает так: когда становится лучше одному, то хуже другому.
— Тебе не кажется, имам, что нынешние события грозят коммунистической анархией, установлением власти безбожников, которые уничтожат законы, данные нам пророком, а мечети превратят в пивные для черни?
— Разве ты уже знаешь такие примеры? Нет, господин, люди никогда не обойдутся без бога.
— Без твоего — обойдутся.
— Разве он только мой, а твоим не является? — Мулла хитро сощурился.
— Будь это так, я не тревожился бы, что учению пророка угрожают кафиры и безбожники. Если мы будем сидеть сложа руки, дождемся, что в мечетях повесят портреты Маркса и Ленина, как в России, а тебя заставят проповедовать их книги.
Мулла едва заметно улыбнулся:
— Прости, господин, но твоя... твои слова годятся для темных жителей гор, меня они не пугают. Я бывал в России. Там нет в мечетях портретов Ленина и Маркса, а муллы проповедуют коран, попы — евангелие. Скажу тебе откровенно: апрельские события, как я заметил, не поколебали веры истинных мусульман, они даже уверили многих афганцев, что волей аллаха мир становится более справедливым.
— О какой справедливости ты говоришь? — Кара-хана затрясло.
— Разве не справедливо, чтобы земля и фабрики принадлежали тем, кто на них работает, чтобы каждый мусульманин возносил хвалы аллаху за то, что дети его сыты и здоровы, чтобы каждый мог с малолетства сам читать коран, просвещая душу поучениями великого пророка, в чьи уста всевышний вложил свои заветы, чтобы человек шел к мечети не с протянутой рукой просящего, но сам нес дары служителям веры? Разве не заветам неба следует новая власть, желая уравнять людей в правах и обязанностях? Перед аллахом все верующие равны.
— Я не пойму тебя, имам, — едва сдержав злобу, усмехнулся Кара-хан. — Если ты надеешься, что нищеброды и лодыри, захватив имущество хозяев, в один день разбогатеют и осыплют тебя золотом, ты сильно заблуждаешься. Разве плохо жилось вам в прежние времена? Разве мы не делили с вами власть в общине и племени? Вы потеряете власть вместе с нами и потеряете верующих. Не радуйся школам. На протяжении веков ислам раздирается противоречиями. Даже в ортодоксально чистом учении суннитов идет борьба между четырьмя школами. А сколько разных течений наплодили собаки шииты! И это когда заветы аллаха и суры пророка его Магомета толковали имамы! Если же каждый оборванец начнет толковать коран, настанет полное разрушение веры. Полное — ибо голодранцы все подвергают сомнению, они способны только разрушать!