— Я хочу своими глазами увидеть, много ли солдат нас преследует. Может быть, мы устроим засаду. Одноглавый останется со мной, мы скоро вас догоним.
Перепуганный басмач послушно погнал коня в ущелье, за ним помчался отряд. Вертолетчики приметили его движение, гул машины стал отдаляться, короткой очередью ахнула бортовая пушка. Кара-хан подъехал к нише, встал на седло, забросил на уступ автомат и сумку с едой и патронами, крикнул Одноглазому:
— Давай твое оружие!
Потом легко взобрался на выступ, спустил вниз пояс.
— Прогони лошадей, чтобы они нас не выдали!
Ниша была тесной, они легли, плотно прижимаясь друг к другу, чувствуя сквозь одежду ледяное тело горы, замирая от каждого звука. Они слышали, как выл бронетранспортер, пробираясь по каменистому дну теснины, стук сапог, приглушенные короткие команды. Потом долго ждали стрельбы, но ее не было. От неловкого положения на жестком ложе тела их одеревенели, однако оба готовы были так лежать до самой смерти — лишь бы она отдалилась.
Где-то стороной пролетел вертолет, потом послышался бронетранспортер, застучали по камню конские копыта, донеслись молодые возбужденные голоса, и Кара-хану стало ясно: загнанные в тупик, душманы сдались без выстрела. Снова его охватил звериный страх: две лишние лошади под седлами! Вдруг кто-то из «воинов ислама», спасая свою шкуру, забрызганную чужой кровью, шепнет офицеру, что одна лишняя лошадь принадлежит изчезнувшему главарю? Солдаты каждый камень здесь перевернут!
Отряд прошел, мертвая тишина царила в ущелье, а они лежали еще час и другой, пока совсем не смерклось. Потом дрожали среди камней, опасаясь засады на выходе из теснины. Перед рассветом с гор потекло белое молоко, в двух шагах стало не различить скалы. Цепкой волчьей памятью угадывая дорогу, Кара-хан с Одноглазым выбрались из ущелья и ушли в горы. Ждала ли их засада, они так и не узнали. Возможно, командир, довольный захватом целой банды душманов, махнул рукой на двух исчезнувших. Армия республики была еще очень молода. Ее бойцы и командиры только обретали опыт, из них далеко не всякий знал, что из ловушки уходит обыкновенно самый коварный и опасный зверь. Но и Кара-хан, впервые попавший под дула пушек и пулеметов боевой винтокрылой машины, навсегда запомнил страшный урок и потом долго спустя, едва заслыша вертолетный гул, спешил в укрытие, вздрагивая от страха и ненависти. Он дал клятву кровника: за первый его уничтоженный отряд отомстить собственными руками — сбить хотя бы одно из этих горбатых летающих чудовищ.
На базу Кара-хан пришел во главе двух десятков душманов — жителей попутных селений, ранее попавших в его паутину. Скоро появился Ахматиар. Ему повезло больше: лишь трое были убиты в перестрелке с царандоем да пятеро сбежали. Третий отряд пропал. Кара-хан так и не узнал: погиб или разбежался? Но когда минул срок прибытия, оставаться на этой базе стало опасно. Решили сменить место, отсидеться в глубоких известняковых пещерах, пока окрестности не успокоятся. Перед выступлением неожиданно восстановилась связь с Пешаваром. Кара-хана поздравляли с боевыми успехами, требовали всеми силами разжигать партизанскую войну в горах: делать непроезжими дороги, взрывать мосты, жечь машины, разрушать оросительные каналы, срывать полевые работы, в населенных пунктах устанавливать свою власть, душить административные центры военной блокадой и голодом.
— Прямо какое-то «окружение города деревней», — усмехнулся главарь, прочтя расшифрованную радиограмму. — Они думают, у нас и в самом деле армия.
Ахматиар промолчал. Очередной сеанс связи назначили через два часа, пришлось ждать. Вторая шифровка неожиданно потребовала, чтобы Кара-хан передал командование помощнику, а сам прибыл в Пешавар.
— Что ты мне посоветуешь? — спросил главаря Ахматиар.
— У тебя в таких делах опыта больше, — усмехнулся Кара-хан. — А я бы посоветовал вернуться туда, откуда начинали. Там надо залечь в берлогу, послать людей по кишлакам, восстановить связи. Без этого нам скоро придет конец. На диверсии посылай людей подальше. В Пешаваре одно понимают правильно: надо сделать опасными дороги, на это мы еще способны. И всячески выявляй тех, кто помогает властям бороться против нас. Уничтожать беспощадно, казнить страшно. Вернусь — посмотрим, как быть дальше, не вернусь — сам станешь хозяином.
— Хозяином чего?
— Провинции.
— Скорее — палачом, — буркнул Ахматиар, но Карахан и бровью не повел: наедине друг с другом они не стеснялись называть вещи своими именами. — Но мешать полевым работам я не стану, это глупый приказ. Мы обратим на себя всеобщую ненависть — как тогда воевать? Воины ислама должны защищать мусульман, а не лишать их куска хлеба. Вот когда крестьяне вырастят урожай и продадут агентам правительства, мы и встанем на пути грузовиков с зерном. В горах дорог мало, хлеб в города не уйдет — и мы будем хозяевами провинции.