Кара-хан круто повернулся, молча пошел к лошади. Ему что-то сказали о трех убитых душманах, он лишь коротко бросил:
— Положите на вьючных лошадей...
Своих убитых засыпали камнями в узкой щели, на склоне голого гребня.
— Запомните место и запомните имена, — сказал Кара-хан. — Мы еще поставим здесь мазар, и мусульмане станут ходить сюда на поклонение.
Перевалило за полдень, исчезли тени, камень излучал нестерпимый зной, даже змеи уползли в трещины в страхе перед желто-косматым солнцем, и, устав бесполезно высматривать исчезнувшую добычу, в глубокие ущелья опустились орлы.
Кара-хан тоже приглядывал подходящее укрытие для привала, гоня гнетущие мысли, но и бездумье рождало высокий, чистый голос, славящий праведников, что умирают без страха за свободу и счастье людей, — словно пели насквозь прокаленные горы, и некуда было деваться от их великого голоса.
Залп с ближнего гребня железным смерчем опрокинул и смешал передних всадников, крики ужаса и боли вознеслись к жестокому небу, уцелевшие начали поворачивать, и второй залп роем свинцовых ос ужалил их спины, закрывшие главаря. Кара-хан уже мчался во весь опор, припадая к самой гриве коня, не оборачиваясь, жестоко настегивая своего неутомимого и резвого киргиза, слыша только хлесткие винтовочные промахи — словно десяток табунщиков непрерывно стегал ему вслед бичами длиной в целую версту, с ужасом ощущая, что раскаленный воздух становится ледяным — это в лицо задышала смерть...
Стрелкам, наверное, легче было попасть в лошадь, чем во всадника, но бедные жители здешних гор слишком жалели лошадей. Это не были солдаты — в момент первого залпа Кара-хан успел заметить лохматые бараньи шапки над гребнем. Только обогнув выступ горы, Кара-хан наконец оборотился. За ним скакали двое, первым — Сулейман Одноглазый. Кони с пустыми седлами отстали, их теперь ловят враги, и надо ожидать погони.
Кара-хан резко повернул с тропы по вылизанному ветрами распадку, вверх, туда, где темнели пятна то ли высокогорной арчи, то ли ясеня.
Что с ним? Почему промолчало звериное чувство опасности, которое не раз выручало прежде? Почему поверил фальшивому безлюдью здешних гор? Зной расплавил мозг или привычную настороженность заглушило неотвязное пение проклятого муллы?..
Теперь в ушах — только сухой в раскаленном воздухе треск винтовок и жуткие крики умирающих, в памяти — их безумные, искаженные страхом лица и те же лица в сумрачных усмешках, когда он говорил им о будущих памятниках на могилах «муджахедов»... Кто их запомнит, могилы эти? Да и похоронят ли их ожесточенные, не знающие сентиментальностей горцы или, сняв оружие, оставят валяться в безлюдной высокогорной пустыне — падалью для стервятников и шакалов? Ведь это случайность, что он, Кара-хан, сейчас не валяется там вместе с ними. Пощадит ли судьба его еще раз?
Он вдруг понял самое страшное из того, что произошло сегодня и что уже было однажды: в него стреляли не солдаты революционных войск, стреляли жители гор, обыкновенные крестьяне. Рабы без страха подняли руку на господина, робкие бараны бросились на волка! Вот почему промолчало чувство опасности: зная, что поблизости войск и царандоя нет, он просто не брал в расчет местных горцев, оттого даже дозора вперед не выслал. Красноглазый выдал ему крамольного муллу — это он считал естественным. Но чтобы на него самого жители аулов устроили охоту!
...Вот тогда и стали являться Кара-хану в чаду горного зноя и смертельной усталости грозные лица убитых. Неужто все-таки кровная месть? Тогда, пожалуй, не стоит отсылать этих мертвецов к шайтану. В краю, где кровная месть — такой же закон, как утренний и вечерний намаз, богини мщения — свирепые фурии — не миф и не бред... Но ведь сам он при свидетелях не убивает. Или вся кровь, пролитая бандой, падает на него?
Если так, то лучше бы ему иметь тысячу врагов-кровников. Когда народ страшится тебя как вождя и беспощадного охранителя веры — это даже хорошо. Но когда страх становится ненавистью, когда народ увидит в тебе врага и захочет отомстить, от его мести не скроешься. Случайно ли дважды кряду он, Кара-хан, теряет отряды и только чудом спасает голову? Ведь и в первом случае беда произошла из-за враждебного к нему кишлака. Что же это — сородичи встречают его огнем, гонят с родной земли, устраивают на него охоту?