Ввинчивая вертолет в глубокое небо долины, Лопатин, кажется, еще никогда с такой пунктуальностью не выполнял звучащих в наушниках команд. Через десять минут индикатор высоты приблизился к двум тысячам, и глуховатый бас доктора приказал:
— Теперь — вниз, плавно...
Вертолет опустился на прежнее место, замерли винты, и люди, прихлынув, замерли в ожидании. Лопатин первым вылез из кабины, помог сойти доктору с ребенком. Мать, не выдержав, откинула чадру, бросилась к неподвижному свертку в руках врача, а тот, прижимая к себе ребенка одной рукой, выставил вперед большую растопыренную пятерню:
— Тихо, мамаша, тихо! Он спит.
И все люди поняли, хотя сказано было по-русски, словно ровное дыхание спящего ребенка услышала вся толпа. Мать опустилась на колени, Лопатин подхватил ее.
— Доктор! Скажи ей: человек, особенно женщина, не должен ни перед кем унижаться! Даже принося благодарность.
Слова врача удержали от долгих поклонов отца ребенка, и семейство удалилось, пожалуй, слишком даже поспешно. Доктор делал наставления фельдшеру, которому Лопатин сейчас не завидовал, учитель беседовал с мужчинами.
— Ты понимаешь, что он говорит? — спросил Лопатин Карпухина. — Нет? А я кое-что понял. Он говорит о нашей «вертушке» — это, мол, самое красивое творение человеческих рук и... аллаха.
— Пусть скажет басмачам.
— Такой, пожалуй, скажет. Думаешь, случайно «духи» так зверствуют? Помнишь, как погибла рота их армии, окруженная бандами? Ведь ни один в плен не сдался, ни один! Даже раненые дрались, пока их не добили. Вот «духи» и сдирают с живых шкуры, носы режут, глаза выкалывают от злобы. Судороги змеи с перебитым хребтом... Однако нам уже обратный груз везут.
— Работать грузовозами, когда такие дела вокруг!
— А ты не вздыхай, Степан Алексеевич. Книги, что мы привозим, и даже насосы для их полей — это не хуже пушек. В ту войну, между прочим, в освобожденных районах наши танки землю пахали для колхозников. И с пашни — в бой.
Легкие тюки быстро уложили в машину.
— Обратно с комфортом полечу, — засмеялся доктор. — Это не то что сидеть на бочке с бензином, когда по тебе зажигательными парят... Погодите, учитель хочет что-то сказать.
Дехкане и оросители, обступив летчиков, примолкли; учитель говорил мерно, отделяя слово от слова, доктор переводил:
— В горах про вас говорят разное, но знайте: бедняки и все, кто кормится своим трудом, вас полюбили. Скоро первый урок в школе. Я начну его рассказом о могучих братьях, которые в самое трудное время протянули нам руку помощи. Я расскажу о летчиках, которые привозят нам книги, хлеб, лекарства и докторов, спасающих людей от неизбежной смерти. В них стреляют выродки, но эти люди не знают страха, они знают только любовь к простому человеку. Пусть само наше небо охраняет вас от всякой беды, да не лишит вас аллах своего покровительства вовеки!
Летчики стали прощаться с горцами, но старший сказал:
— Абдулла просил подождать его.
— Какой Абдулла?
— Отец ребенка. Он уже спешит сюда.
Знакомый мужчина в коричневом халате с двумя подростками и девушкой гнали к вертолету десяток баранов.
— Влипли в историю, — хмыкнул врач. — Это же они тебе в подарок гонят.
— Скорее всего, тебе, доктор.
— Вряд ли, командир. Главный был ты. Да если и пополам, ситуация не лучше. Ну-ка, послушаем.
Мужчина произнес несколько слов, указывая на подростков и девушку, потом поклонился.
— Он говорит: у него три дочери и один сын, которого мы спасли. Эти парни — его племянники, они тоже пришли поклониться за спасение брата. И старшая его дочь благодарит нас от всех сестер.
Лопатин перевел взгляд с мужчины на девушку, она смущенно прикрыла глаза ресницами. Что-то дрогнуло в душе Лопатина — вот так же, смущаясь, прячет глаза под ресницами Варя. И бусы — алые, цвета спелой калины... Интересно, как ее зовут: Джамила, Замира, Зухра?
— Он небогатый человек, но просит нас не отвергать его небольшого подарка, потому что дарит этих баранов от чистого сердца.
А братья ее похожи на того парня, Азиса... Только совсем еще мальчишки.
— Так что мы ответим ему, командир? Имей в виду — может смертельно обидеться, если не примем.
Лопатин все так же пристально рассматривал горца, его племянников и дочь, пытаясь проникнуться их теперешними мыслями. Бедные, гордые люди, они оторвали от себя, может быть, последнее, они искренне верят, что исполняют святой долг. Какими словами убедить их, что подарок ставит советских летчиков в неловкое, ложное положение, и совсем не оттого, что он мал или велик. Эти люди выросли в другом мире, где принято платить бакшиш за всякую услугу, они не поймут отказа.