— А мы нынче утром с нею и познакомились.
— Где?
— Дай карту... Вот здесь, у самого перевала, пять часов назад нас обстреляли на пролете. Я сам видел десятка полтора душманов.
— Это они. Нас обманула тропа, мы пошли не той стороной хребта. Какая досада — теперь надо делать круг, а они уйдут и наделают бед!
— Вызовите вертолеты.
— Бесполезно. В этом районе вертолет не поможет: высоко и горные леса начинаются. Они, скорее всего, решили отлежаться на своей базе, раз так высоко забрались. — Майор тронул Лопатина за рукав: — Выручи, Петрович! У нас раненый и двое пленных, они нам руки связывают.
— Где раненый? — мгновенно возник доктор из десантной кабины. — Покажите мне раненого.
Бойцы повели доктора к носилкам.
— Раненого я возьму, но пленные...
— Это не совсем пленные, Петрович. Они сами пришли к нам, у них есть сведения, важные для царандоя и ХАДа. Это — наши старые знакомые, из Кучара. Помните зиму и ваш хлеб?
— Помню. Та часть уже оттуда ушла.
— Да. Ваши ушли, а Кара-хан вернулся.
— Кара-хан?
— Тот главарь душманов, что готовил нападение на ваших пекарей. Оборотень!
— Но его же тогда разбили в горах!
— Не добили. От банды опасный кусок остался. Мы преследуем Ахматиара, а он — помощник Кара-хана. Война на дорогах в провинции — это их рук дело. Ахматиар, как сказали перебежчики, идет на соединение с крупной бандой Кара-хана, подготовленной за рубежом. Мы и держимся за его хвост: может, он выведет на самого оборотня?
Раненого уложили в десантную кабину, на мягкие тюки. Оттуда доносился строговатый бас доктора. В ожидании посадки у машины стояли двое молодых горцев под охраной бойца отряда. Лопатин пристально всмотрелся в худые лица беглых басмачей, одетых в поношенные халаты, — пытался вспомнить этих парней и не мог. Значит, в тот день, когда открылось убийство старшины, они уже были у Кара-хана.
Что привело их в душманский отряд? Страх, заблуждение или желание заработать «легкие» деньги на человеческой крови? И что теперь толкнуло обратно? Новый страх — перед возмездием? Прозрение? Тоска по дому? Или, загнанные в банду силой, они только искали случая уйти и наконец подстерегли его? А тот ясноглазый паренек, Азис, тоже мог дрогнуть, как эти, его тоже можно купить или загнать в банду силой?
— Ты давно командуешь отрядом? — спросил Лопатин Исмаила.
— Что ты, Петрович! — Исмаил засмеялся. — Я — штабист, координатор и проводник, немножко инспектор. Командир пошел вперед с разведкой. Он сейчас вернется, мы их вызвали... Завтра я могу оказаться в другом месте. Может, тогда снова встретимся?
— Это хорошо бы.
— Да. Когда ходишь рядом во смертью, начинаешь ценить каждую встречу с друзьями.
Разведчики возвращались. Их возглавлял плечистый 6ородач в тюбетейке и серо-зеленом халате, на ногах — горные ботинки, на одном плече — ручной пулемет, на другом — гранатомет, за спиной — набитый вещмешок, на груди — магазины с патронами, на поясе — гранаты. Глыбоватый, длиннорукий, он удивительно вписывался в серо-коричневые камни и скалы, двигался по тропе так уверенно, легко, что стальные шипы горных ботинок стучали не громче копыт легконогого архара.
— Красивый у нас командир?
— Да, — улыбнулся Лопатин.
— Он бьет из пулемета с одной руки, на ходу. За триста метров, не целясь, короткой очередью превращает мишень в сито. Лимонку бросает на пятьдесят метров. Врукопашную с ним лучше не пробовать. И бойцов подбирает по себе. Мне с ними тяжеловато, но пока держусь.
— Салям алейкум! — приветствовал летчиков командир отряда. — Здравствуйте, товарищи!
— Алейкум салям! — ответил Лопатин.
— У нас, оказывается, гости, — продолжал командир по-русски с легким акцентом, — а нам и принять их негде.
— Мы не в обиде, — улыбнулся Лопатин, глядя в глубокие темно-серые глаза командира, светившиеся той неизбывной добротой, которая отличает людей богатырской силы.
Майор сообщил ему сведения летчиков, сказал об их согласии взять на борт раненого и перебежчиков. Командир кивнул, благодарно прижал руку к груди.
— Я советую вам лететь через полчаса, сейчас перевал еще закрыт, но ветер вот-вот повернет — здесь так всегда, — и перевал откроется до самого заката.
Лопатин поблагодарил за совет, заглянул в кабину, где доктор с помощью отрядного фельдшера накладывал раненому шину, заодно проводя урок оказания первой помощи. Лопатин подумал, что в обращении с коллегами этот врач, наверное, сущий деспот: он и сейчас пробирал за что-то молоденького фельдшера, а тот — весь внимание и послушание.