Душманы сбили учителя на землю, заломили ему руки, запрокинули голову. Чалма упала в пыль и раскрутилась. Блеснул нож... Женщины молились, дети ревели, мужчины не двигались. Залитого кровью учителя снова подняли, он смотрел перед собой безумными, выкаченными глазами.
— Теперь проповедуй, слуга шайтана!
От толчка в спину учитель сделал несколько шагов и упал, уткнувшись лицом в камни и пыль, вокруг головы его растекалась красная лужица.
— Кончайте тех! — крикнул главарь, и в тот же миг железно ударили автоматы. Старый крестьянин и женщина, стоявшие на коленях, уткнулись в землю, девочка, увидев кровь на их одежде, пронзительно заверещала.
— Жалостливые шакалы! — Старший из палачей выхватил из-за пояса кургузый итальянский пистолет, дважды выстрелил в ребенка. И тогда трое басмачей бросились к убитым, столкнули их в яму. Перекошенное лицо главаря банды оборотилось к толпе,
— Вы потеряли уже десять минут. По доброте своей я их вам возвращаю. Но тот, кто через полчаса не заплатит долг, отдаст свою кровь.
Крестьяне, пятясь, начали отступать к домам, потом бросились бегом. Кара-хан, тяжело ступая, прошел мимо сбившихся в кучу женщин и детей к привязанному милиционеру, вкрадчиво усмехнулся, вкрадчиво заговорил:
— Ты тоже надеешься на легкую смерть, щенок? Я скажу тебе, как ты умрешь: с тебя живого сдернут шкуру. А твоих сестер мы продадим кочевникам — в счет ваших долгов.
Азис смотрел мимо басмача, лицо его казалось неживым, даже темные глаза погасли. Застонал очнувшийся учитель. Кара-хан обернулся:
— Пусть, женщины помогут этому. — После пролитой крови Кара-хан размягчился, ему хотелось показывать доброту. Понизив голос, продолжал, обращаясь к Азису: — Ты с сестрами будешь среди заложников, и, как знать, может быть, ты еще заслужишь легкую смерть. Если нас перехватят солдаты Кармаля, ты пойдешь к ним с белым флагом. Ты скажешь им, чтобы нас пропустили, потом вернешься. Если предашь — твои сестры и другие с ними будут зарезаны. Нам нечего терять.
Взгляд Азиса словно вернулся издалека, Кара-хан снова вкрадчиво усмехнулся:
— Дальше слушай. Если нас пропустят, а ты останешься там, умрут только твои сестры. Других я отпущу. Но если ты вернешься, отпущу всех. А ты сам выберешь себе смерть. Думай...
Судя по взгляду Азиса, он жалел, что глаза его не могут обратиться в свинцовые пули, а мозг — в порох. Сжигавший душу огонь ненависти воспламенил бы порох.
— Кроме сестер, о тебе никто не пожалеет, Азис, и не надейся стать героем. Ты оказался плохим стражем, прокараулил кишлак, власти этого тебе не простят. Да тебе ли, последнему человеку в кишлаке, тягаться с хозяином племени? Если бы новая власть была угодна аллаху, он дал бы ей лучших, чем ты, защитников. Разве не так?
Кара-хану захотелось услышать голос раздавленного врага, он вырвал тряпку изо рта парня. Азис сомкнул зубы так, что они стукнули. Кара-хан засмеялся:
— Когда связанный волк щелкает зубами, псы даже не просыпаются.
Азис молчал. Кара-хан отвернулся, подошел к толпе женщин, указал пятерых молоденьких девушек и одну постарше.
— Этих возьмите вместе с его сестрами. Отцы их все равно не смогут полностью расплатиться... Не орать! — Желтая пена закипела на губах басмача. — Они вернутся, если мы благополучно пройдем через заслоны предателей-кафиров. Молите об этом аллаха — иначе вам не видать своих дочерей.
К поляне торопились мужчины. Иные гнали навьюченных осликов, иные сами сгибались под мешками с зерном, сушеными фруктами, шкурами и орехами. Иные пригнали овец, коз и коров. Основное стадо находилось на горных пастбищах, туда Кара-хан послал людей, но об этом крестьянам не было сказано. Мешки не взвешивали, каждый сам говорил, сколько чего доставил, и складывал в общую кучу. Кто-то принес большой ковер в шелковых цветных узорах, кто-то — шкуру горного барса. Тощий мулла с помощниками делал отметки в книге. Самое ценное начали складывать во вьюки и грузить на осликов. Кара-хан, молча наблюдавший за сбором дани, вдруг подал голос:
— Однако, Алладад, твой каракуль не самого высокого качества, этого мало. Придется тебе все же отдать нам сына в заложники... Ступай к ним. — Он указал юноше на отделенных от толпы девушек.
— Помилуй, господин, возьми лучше меня! — Алладад упал на колени.
— Ты уже стар ползать по горам... И ты, Юсуф, недоплатил, и ты, Мохамад. У вас маленькие дети, они не выдержат похода. Пойдете с нами, потрудитесь для воинов, которые защищают вашу свободу от неверных.
Люди уже поняли, что умолять Кара-хана бесполезно, да и опасно. В яме лежали убитые старики и ребенок; прислонясь к дувалу, сидел изувеченный учитель, и никто не хотел оказаться очередной жертвой душманов. Лишь один из крестьян робко подал голос: