Душман угрюмо усмехнулся, кивнул.
— Мне также сообщили, что ожидается колонна с горючим. Устроишь засаду здесь. — Кара-хан сделал отметку на карте. — Будешь ждать два дня. Если бензовозы не появятся, обстреляй любую колонну и уходи. Не застанешь нас в долине Рыжих Столбов, жди на базе. Твои люди устали. После операции я отправлю вас за границу на отдых... Да, напоминаю: рабочих, ремонтирующих мосты и дороги, расстреливать на месте, где бы ни застал. Пусть никто не смеет браться за это дело.
— Хочу спросить, Кара-хан: могу ли я по своему желанию наказать моих врагов в кишлаке?
— Нет! В кишлаке — нет. Ты идешь творить доброе дело, и только доброе. Моим именем... Да, начни-ка ты отращивать бороду. Во время отпуска можешь полететь в Европу, а западным женщинам нравится восточная экзотика. — Кара-хан ухмыльнулся.
— Западные женщины так продажны и доступны, что прикосновение к ним ничего не доставляет, кроме отвращения.
— Погоди, — Кара-хан снова ухмыльнулся, — с нашими скоро станет то же. Ступай выспись. Заместителя себе здесь назначить сам.
Что за сила влекла Кара-хана к этому Азису, бывшему рабу, ставшему смертельным врагом и остающемуся врагом даже в оковах? Может, желание почувствовать торжество победителя, прежнюю власть над рабом, который восстал, захотел сравняться с господином? Желание убедиться, что он, Кара-хан, господин и теперь?
Все переменилось в горах, если вчерашний хозяин целой провинции сегодня радовался победе над своим восставшим рабом! Кара-хан радовался, сам того не понимая.
— Чего не молишься, Азис? Время намаза, и тебе надо успеть отмолить грехи, какими оброс среди врагов ислама.
Азис усмехнулся разбитым, спекшимся ртом:
— Тебе, Кара-хан, надо молиться прилежнее моего. За меня у престола аллаха попросят невинно убитые тобой мать, отец и ребенок. Найдется ли хоть одна душа, которая станет просить за черного оборотня?
Кара-хан едва сдержался, чтобы не всадить пулю в разбитый, шепелявый рот парня.
— До моей могилы далеко, твоя — близко.
Азис несогласно качнул головой:
— Ты уже давно мертвец, Кара-хан. Ты из тех мертвецов, что тайно приходят сосать кровь людей. Но люди все равно забивают в могилы вампиров крепкие колья, и они уже никогда больше не выходят на свет.
Удар сапогом опрокинул сидящего парня на бок. Тихо вскрикнули молящиеся женщины, Кара-хан выпустил рукоятку «магнума», злясь на себя за то, что обнаружил слабость перед этим щенком, бывшим рабом. Устал, начал срываться. Стоит только позволить себе — зайдешь далеко. Вспомнилась история западного кинорепортера, который пошел с бандой на афганскую землю и в захваченной деревне захотел отснять, как крестьяне избивают представителей народной власти и активистов партии. Крестьяне отказались бить безоружных людей, тогда он схватил палку и стал показывать, как это делается. А его самого кто-то сфотографировал и потом продал снимок в газету. Когда пахнет сенсацией и деньгами, издатели готовы заложить дьяволу собственную душу, не то что газетного собрата. То-то скандал вышел!.. Кара-хану следует быть умнее того дурака с кинокамерой. Сколько бы крови ни лили его душманы, одежда и руки Кара-хана не должны носить ее следов. Кара-хан — не простой воин, он один из вождей исламского движения, и вести ему следует себя как вождю... Он вдруг с ненавистью подумал об окопавшихся в Пешаваре главарях. Их бы на его место! Ну-ка, сохрани генеральский апломб, когда за тобой, как за волком, охотятся с земли и с неба, когда бывший твой раб, нищеброд, одной ногой стоящий в могиле, смеется тебе в лицо, называя ходячим мертвецом-вампиром!
Посещавшее его время от времени чувство затравленности имело в истоке своем не только военные неудачи. С леденящей ясностью Кара-хан уже видел и понимал: на земле, что была его родиной, его вотчиной, в крови и муках рождается новое сильное государство, в котором ему нет места. Оно рождается, с хрипом гнева и ярости прорывая рутину веков, которой оковали ее для своей выгоды и спокойствия господа жизни — феодалы и имамы. Не мог же умный Кара-хан не спросить себя: отчего на мусульманском Востоке нет ни одной страны, которая не отстала бы от Запада? И вот теперь, когда на его земле Апрель разорвал липкую паутину веков, когда здесь рождается государство, стоящее выше западных по своему общественному устройству, европейские и американские правители в ненависти и злобе на этот отчаянный рывок целого народа пытаются ударом винтовочного приклада остановить, отбросить, загнать Афганистан назад, в глухое средневековье. А винтовку вкладывают в руки Кара-хана и таких же, как он, светских и духовных феодалов. Значит, все они, «воины ислама», «борцы за свободу мусульман», — просто пособники завистливых и злобных врагов своего народа. Но они же и костер, на котором народ закаляет свой меч, и оселок, на котором этот меч оттачивается. Как бы ни закончилась борьба, к прежнему не будет возврата.