Я ушел, не ответив на ее вопрос, но она и бровью не повела, потому что слышала только один голос — голос своего сердца и видела только тот след, который оставила на дорожке нога ее милого.
На другой день пан Аполин приехал в коляске и отрекомендовался всем домашним как жених хозяйки. Удивлялись наши, узнав, что только благоприятный случай помог им встретиться, и не одни наши удивлялись, но и соседи. Да и как было не удивляться! Ведь оба они прежде и слышать не хотели один о женитьбе, другая о замужестве, а едва встретились, сразу же и полюбили друг друга, сразу пожениться захотели. Никто и не подозревал, что давно уже была между ними любовь и они давным-давно знакомы.
Однако всеобщее удивление очень скоро сменилось искренней печалью, а именно, когда прошел слух о том, что пан Аполин намерен увезти от нас жену сразу после венчания.
Соседи однажды нарочно пришли к нам в усадьбу и ждали, когда он выйдет, чтобы просить его остаться здесь и не увозить Франтину, потому что без нее им будет совсем худо. Но уж если иначе нельзя, то в крайнем случае пусть поживут с нами, пока замена ей найдется. Однако пан Аполин был неумолим, а его невеста с таким равнодушием выслушала просьбу своих односельчан, словно это ее совсем не касалось, Об одном она теперь заботилась — жениха не огорчить, а остальное для нее просто не существовало.
Хотелось пану Аполину, чтобы все три оглашения и само венчание произвели разом в первое же воскресенье после его скоропалительного сватовства, и страх как он сердился, когда в костеле не соглашались. Но по трезвом рассуждении смирился с тем, что все должно идти как положено, а именно, чтобы оглашения были сделаны в свое время и свадьба состоялась бы, как и у всех порядочных людей, в середине недели. Он только просил невесту, чтобы в оставшееся время она уладила все свои дела, и обещал свои дела тоже в порядок привести: получить деньги с должников и продать оставшийся лес. Хотелось им сразу же после венчания сесть в коляску и без дальних разговоров отправиться в путь. Видел я, что не любы ему наши места, и мне оставалось только удивляться, зачем же он здесь торговое дело завел: ведь никто его сюда не звал и никто за него здесь особенно не держался.
Долго размышлял я, следует ли мне принять предложение хозяйки и взять на себя управление усадьбой. И только обдумав все хорошенько, я увидел, что не на кого ей больше положиться, и если бы я отказался или совсем оставил службу, как мне хотелось под горячую руку сделать, то этим нанес бы ей большой урон. Тогда я сказал себе: ну что ж, в ней я, конечно, ошибся, но пусть хоть она во мне не ошибется. И поклялся в душе: раз она по-сестрински всегда со мной обходилась, пусть теперь смело во всем на меня полагается.
Только слишком трудную задачу я взял на себя, Я старался быть верным своему слову, но мне то и дело приходилось пересиливать себя. Дни и ночи я молил бога: пусть бы эти три недели скорее прошли и мне уже не надо бы глядеть на все, что так глаза намозолило, и слышать то, что приходилось слышать, — не мог же я надолго уйти и бросить хозяйство на произвол судьбы. Все надоело, опостылело, жить на свете не хотелось! Боже мой! Вспоминать и то тяжко. Неприятно мне было смотреть на них, однако же любопытство покоя не давало — и не хочешь, а взглянешь. Кто из них кого больше любит: она его или он ее? Так и не удалось этого выяснить — оба вели себя безрассудно. Будто все, что в старинных песнях пелось, про них сложено: в них одно сердце билось, одна душа жила, и все мысли только друг о друге были. Словно на диво какое я на них глядел. Тогда и поверил, что из-за любви можно голову потерять, и по сей час не вижу в том ничего невозможного или, сказать, непристойного и никого не осуждаю.