…Отец и дочь взбираются друг за другом на приставленную к стенке лестницу-стремянку. Он всаживает в известняк бурав, она бьет по нему молотом, пока отверстие не станет достаточно большим. Затем отец насыпает туда динамиту, теперь Доротка должна прикрепить шнур. Она отрезает нужную длину, отец поджигает, и оба, соскочив с лесенки и прихватив ее с собой, стремглав бросаются вон. Следом раздается взрыв, земля под ногами дрожит, из образовавшейся щели валит дым. Улыбаясь, они смотрят друг на друга; по звуку им ясно, что динамит отгрыз порядочный кусок скалы. Они возвращаются назад, отец отбивает от отколовшейся глыбы небольшие куски, а Доротка выносит их в круглой корзине наружу, где уже высится груда камня…
И так с утра до вечера, день за днем, неделя за неделей. Работы никогда не убавлялось и не прибавлялось, и ничто не нарушало ее однообразия.
Отец гнул в каменоломне спину от зари до зари, Доротка же под вечер отправлялась домой пасти козу. Коровы у них никогда не было. За всю свою жизнь ни отец, ни дочь не держали в руках таких денег, какие надо было за нее заплатить.
Тот, кто впервые видел избушку каменолома, угнездившуюся над отвесной скалой среди облаков, которую, казалось, смоет первый же ливень и сорвет первым же порывом ветра, не мог не пожалеть тех, кому суждено было в ней коротать свои дни.
Но каменолому жилище его нравилось. Там, в вышине, в облаках, он чувствовал себя привольнее. А его дух витал еще выше этих облаков. Необыкновенным человеком был наш каменолом.
Смолоду не жаловал он трактиры да шумные сборища, а как схоронил жену, так и вовсе перестал бывать на людях. Общение с ними стало ему в тягость, их пустопорожние разговоры раздражали его. Когда после работы выдавался свободный вечер, он садился на завалинку, наблюдая за происходящим в небе и внизу на земле, следя за движением собственной мысли. Его изумляли не только превращения в природе, но и таинство человеческого разума.
— Что за прекрасная штука, этот мозг! — говаривал он дочери. — Занимает так мало места, а вмещает в себя целый мир. О чем ни подумаешь — все как бы видишь воочию: и то, что есть, и то, что было. А какой он находчивый и сноровистый, — все стихии ему подвластны! Слыхал я, есть люди, что плавают по воздуху на лодке, как по воде, а другие железного коня себе сделали. Разведут в нем огонь, впрягут в повозку, к ней еще полсотни повозок прицепят — и катят по белу свету, куда душа пожелает. В час верст двадцать отмахать могут! Да, поистине бог дал человеку большую власть.
Зимой, в холода, когда нельзя было сидеть перед домом, каменолом доставал с полавочника в горнице книгу (у него их была уйма, сложенных до самого потолка) и читал из нее дочери до поздней ночи.
— Отец, вам пора спать, — напоминала ему Доротка, у нее уже совсем слипались глаза, а завтра вставать чуть свет. — В ваши годы нельзя полуночничать, я и то клюю носом.
— Коли хочешь спать — ложись, а меня оставь, — возражал ей отец, — днем дух цепенеет за работой и ожидает вечера, дабы вкусить свою пищу. Ему любо поразмыслить о разных диковинах, о том, что всему сущему на небе и на земле дано свое поименование, свое время и своя мера. Это его взбодрит, а вместе с ним воспрянет и тело, в коем он обитает. Дух — господин, тело — его слуга. Бес же, сидящий в нас, норовит все повернуть по-другому, чтоб мы ублажали тело, а не душу. Но от меня он этого не дождется, да и от тебя, бог даст, тоже.
И каменолом от души смеялся над бесом, извечным врагом рода человеческого, и начинал рассказывать дочери, как тот подстраивал ему разные ловушки, а он неизменно брал над ним верх, обводил вокруг пальца.
Сонливость Доротки как рукой снимало; бывало, она чуть зардеется, выслушав это мягкое отеческое наставление, и в который раз даст зарок не срамиться больше перед отцом.
Однажды за домом у родника поселился водяной, рассказывал каменолом, и докучал ему, как только мог. То кружил возле дома в обличье старой бабы, то в виде отвратительного карлика с зелеными волосами строил ему рожи в окошко, то вешал на забор сушиться красный сюртучок, с которого капала вода; однако стоило броситься к ограде, чтобы сорвать сюртучок, как тот исчезал.
Наконец каменолому все это надоело. Он отправился в Житаву, купил там белую луковицу, каких в их местности не выращивают, и закопал ее у порога. Разлюбезный водяной быстренько убрался, потому что белого лука он не выносит. При этом он рыдал так, что сердце надрывалось.