— Ах! — задумчиво вздохнула Сильва, когда взволнованная воспоминаниями старушка умолкла. — По мне, это не жизнь, а смерть. Заживо схоронить себя меж четырех стен, видеть одни болезни да нищету! Хоть и хорошо это, что есть на свете люди, думающие лишь о служении ближнему, да, видать, в моих жилах течет иная кровь. Я бы ввек не свыклась с тамошней жизнью…
— Тому, кто желает приносить людям пользу, не обязательно идти в монастырь, — возразил Антош. — Таким же ангелом-хранителем, как эта монахиня, может стать любая женщина везде и всюду. Помимо телесных, на свете есть множество других ран, которые тоже нужно кому-то врачевать, — добавил он, и, поймав его взгляд, Сильва радостно вспыхнула. Но тут же все замерли и стали прислушиваться: внизу, в деревне, звонили к полночной мессе.
— Ни за что бы не поверила, что уже двенадцатый час, — удивилась Ировцова.
— Как дети попадут домой? — озабоченно спросил Антош, в душе упрекая себя, что так долго не вспомнил о них: во время разговора мальчики тихо уснули среди игрушек.
— Очень просто, — решила Сильва, — я возьму на руки одного, а вы — другого. Поможете мне донести их до усадьбы и вернетесь сюда. Об остальном я сама позабочусь.
Не ожидая, пока Антош выразит согласие, она принялась закутывать детей в теплые платки. Сильва торопилась, чтобы не оставить дом без присмотра, — ведь скоро все отправятся в костел. Она тоже была смущена: как могло статься, что во время разговора она потеряла счет времени…
Ировцова успокаивала Сильву: мол, они доберутся до дому еще прежде, чем церковный колокол начнет звонить в третий раз. Хотя вдова не верила в злых духов, все же она окропила уходящих святой водой из кропильницы. «Береженого бог бережет», — заметила она, когда Сильва стала протестовать, что-де в этом нет нужды, потому как нынче злым духам заказано подступаться к людям.
Антош вышел из дома первым, чтобы прокладывать в снегу дорогу. Он нес старшего сына и время от времени оглядывался на Сильву. Она шла следом за ним, держа на руках младшего. Чтобы согреть ребенка своим дыханием, девушка низко надвинула на лоб шерстяной платок. Она ласково прижимала мальчика к себе, и Антош невольно вспомнил картину в костеле, изображающую бегство в Египет. С такой же радостной добротой смотрела Сильва на его спящего сына.
Они спускались с Ештеда в деревню по той самой тропе, по которой всего несколько часов назад с невыносимой печалью в сердце шел Антош. Как изменилось все с тех пор! Ему казалось, будто за всю свою жизнь он не пережил столько, сколько за один этот сочельник. Вечер растаял, как сон, но в нем таилась целая вечность. Был ли он, Антош, когда-нибудь раньше молод? Нет, молодость его началась только в эту ночь…
Стоял сильный мороз, снег скрипел под ногами запоздалых путников, но разгоряченный лоб Антоша овевали весенние ветры. На небе и на земле все искрилось; звезды светили над их головами, а внизу сверкал снег. Они шли под ясным небом и словно по небу. Издалека долетал звон колоколов, возвещая людям с чистым сердцем, что в этот святой час родился светоч мира. Торжественный покой был разлит на земле и на небесах, торжественный покой воцарился и в душе Антоша.