«Что ж, пусть уходит навсегда, так будет лучше всего, по крайней мере нас ничто не будет связывать, — мужественно убеждал он себя. — Пусть думает, что я непостоянный и неблагодарный, раз она так наивна и не понимает, каковы на самом деле мои чувства. Когда в душе моей все уляжется — а даст бог, это скоро произойдет, — я разыщу ее и объясню свое теперешнее поведение. Наверняка она будет мне только благодарна. Нет худа без добра. Болезнь детей всему положила конец. Кто знает, куда бы это нас завело. Она прекрасна и добра, словно ангел. Как же не любить ее!.. Бог весть когда я справлюсь с собой!»
Но планам Антоша не суждено было осуществиться.
Сильва уже совсем было собралась уходить, когда в горнице вдруг раздались испуганные крики детей. Служанка, которая должна была заменить Сильву, поспешила туда, но вскоре выбежала в неописуемом страхе. Дети рассказывали ей, что отец вдруг задрожал, словно в ознобе, потом его бросило в жар, и он в беспамятстве свалился на пол возле их постели. Служанка с трудом подняла его. От обморока он очнулся, но полностью сознание к нему не возвращалось. Когда Сильва, вмиг забыв всю его несправедливость к себе и весь свой гнев, влетела в горницу, он и ее не узнал. Всю ночь он бредил, а к утру был покрыт сыпью, как дети.
Теперь Сильва уже не помышляла об уходе. Она отправила сразу двух гонцов: одного к Ировцовой — с просьбой прийти и помочь ухаживать за больными, второго — к старостихе. Ировцова сразу же пришла; на этот раз она, не раздумывая, переступила порог дома своей невестки, к которому даже близко не подходила с тех пор, как сын женился. Крепко рассердилась она на Сильву, что та столько времени оберегала ее от дурных вестей и не сообщила о происшедшем раньше. Но гонец, отправленный за старостихой, вернулся ни с чем. Старостиха передавала Сильве, что просьбу приехать как можно скорей, чтобы ухаживать за мужем, считает по меньшей мере смешной: ведь этот муж только и делает, что болтается по свету в поисках мест, где его никто не знает и где ему удобней предаваться своим порокам. Болезнь для него — наказание, десятикратно заслуженное и к тому же весьма знаменательное: небось с изрытым оспой лицом не сможет кружить головы девушкам! А за жизнь его она не страшится — крапиву мороз не спалит. И она запретила посыльному от Сильвы являться к ней до тех пор, пока все в усадьбе не выздоровеют, а то еще занесет оттуда заразу.
Ировцова была поражена беспредельной черствостью своей невестки, но Сильва только усмехнулась. Наконец-то всем станет ясно (и притом без участия Антоша), какова жена своему мужу старостиха, какова мать она своим детям и много ли истинной веры скрывается за ее показной набожностью. Однако у Сильвы не было времени на разговоры с Ировцовой, теперь на нее навалилось бремя столь тяжкое, что вынести это могли лишь ее молодые плечи. Вслед за Антошем слегла и служанка, которой она собиралась доверить хозяйство. Служанки и батраки в панике покидали дом, где свирепствовала страшная болезнь. Сильва осталась одна во всей усадьбе. Больные, верно, умерли бы с голоду, если бы она в самом деле ушла, как намеревалась. Правда, Ировцова старалась ей во всем помочь, но, одряхлевшая, слабая, она уже не на многое была способна. Мысль, что сын и внуки могут ее покинуть, так ее потрясла, что минутами она теряла разум. Раньше соседки часто заходили в усадьбу, но теперь ни одна не заглянула и не предложила свою помощь. Ни одна не принесла чего-нибудь вкусного, чтобы побаловать больных или снять часть заботы с домашних. Прежде они делали это, но сейчас были чересчур напуганы. Каждый обходил усадьбу стороной, и если Сильва или Ировцова появлялись на пороге, все, кто хоть издали их замечал, бросались врассыпную, словно от привидения. Один только доктор изредка приезжал — и то лишь из дружеского расположения к Антошу. А после этого, куда бы он ни зашел, везде от него шарахались — ведь он только что «от старосты».
— Ты настоящая героиня, другой такой девушки, право, не сыщешь, — с удивлением говаривал доктор, наблюдая за Сильвой. Не только дети, но и Антош, и даже служанка ни от кого не хотели принимать помощь — только из ее рук.